Вот где он его видел! Но это было так давно, что паук должен быть уже стариком. Тот, когдатошний его прототип, впившись в них своими колючими глазками и пробурчав что-то наподобие приветствия, начал делать приглашающие жесты двумя руками, словно загонял их, как кур в свою паучью берлогу. Мишу это насторожило, но хочешь, не хочешь, а идти надо, ведь там должен был находиться виновник их вызова. Внутри, в маленькой комнате на земляном полу валялась груда щепок от деревянного корпуса телевизора и битые радиолампы в переплетении обугленных проводов.
Выяснилось, что последнее время телевизор начал периодически подмигивать своему суровому хозяину, и как на зло, в самых интересных местах передачи. Вполне закономерно, хозяин вначале проникся к нему своим нерасположением, а после люто возненавидел. Когда стали показывать футбольный матч, телевизор вообще потерял всякую совесть. Вначале он просто ехидно подмигивал.
Карандей пару раз его стукнул, совсем слегка, «зовсим легохонько»… Но подлый телевизор замигал так, что смотреть его стало совсем невозможно. Карандей избил об телевизор все свои руки, но тот упрямо продолжал мигать. А когда комментатор завыл: «Г-о-о-л!», мученик Карандей сорвал со стены дробовик и выпалил в мигающий экран картечью.
– Картечью?.. А, почему не дробями? Тут все на уток охотятся. Картечь, она же на крупного зверя, – невозмутимо поинтересовался Мишин наставник.
Миша называл его про себя «Наставник молодежи», ему было тридцать два года, он был запойный пьяница.
– То для инспекторов рыбных… Для них, змеёв зеленых, картечь в самый раз, – пояснил Карандей.
– Суду все ясно, – подвел черту Наставник молодежи. – А теперь, по существу дела, – он прошел школу жизни в этом районе, здесь спился, а впоследствии, повесился. – Покажи, уважаемый, что здесь можно отремонтировать?
– Ну, раз вы такие мастера… Не умеете справить, так берить на запчасти, а мне хочь на стакан вина дайте. Так уж и быть…
– Не трогай его, Нюмич! – окрикнул усача гнусавым голосом, сидящий за столом бритоголовый, который ударил Мишу в живот. У него не было передних зубов сверху и снизу. Оказывается, этого, который в майке и трусах, зовут Нюмич. – Марамойка сказала, он бацильный. Сам подцепишь и нас наградишь, – сварливо прогундосил беззубый.
Но грозный Нюмич не мог просто так уйти, он куда-то вышел и быстро вернулся с грязным полотенцем, завязав его на конце узлом, он три раза больно ударил Мишу по голове и спине. После этого он отступил на шаг, любуясь делом рук своих и с видом человека, выполненного свой долг, вернулся за стол к собутыльникам.
Кроме Нюмича, все они были бритоголовые, в черных кожаных куртках и спортивных штанах. Их лица… Нет, то, что должно было быть на месте лиц, скорее напоминало ведения из кошмара. Опухшие личины с заплывшими щелями глаз, свороченные набок носы, порванные рты с черными обломками зубов. Невнятно о чем-то переговариваясь, они раз за разом опрокидывали в себя чашки и стаканы с водкой. Из закусок на столе был хлеб, они его только нюхали. Миша смотрел на них и недоумевал: что же, собственно, будет дальше?
– Тебя как зовут? – угрюмо спросил его беззубый, похоже, он у них был главный.
– Михаил, – робко ответил Миша.
– Так, Мишаня, отвечай, только по быстрому, и не вздумай брехать. Ты правда больной?
– Да, – помолчав, с боязливой покорностью признался Миша. – У меня СПИД.
– Тю, удивил, – презрительно обронил беззубый, – Он, у Нюмича тоже СПИД, а ему хоть бы хны.
– Не СПИД, а сифон! – обижено возразил Нюмич.
– Не сцы, голубок, будет у тебя и СПИД, – обнадежил его беззубый. – А у тебя, Мишаня, будет сифон. Нюмич у нас такой же кругляк, как и ты, – он подмигнул Мише для чего-то и ехидно захихикал.
– А ты, не кругляк?! – обижено огрызнулся Нюмич, и тихо процедил в сторону, – Универсал…
– Заткни хлебало чухан гунявый! Вякни еще раз, я тебя, как капусту пошинкую! – с неистовой злобой окрысился беззубый. Миша съежился и невольно поджал под себя ноги.
– Нюмич дьявол забурелый, работать ему в падло, а воровать боится, – подал голос сидящий напротив беззубого, бритоголовый, с внушительным синяком под глазом. – Весь расписной, а толку с него, как с козла молока, ни украсть, ни покараулить. Пора списать его в утиль, ‒ говоря это, он неотступно сверлил глазами беззубого, словно провоцировал его.
Беззубый ничего не ответил, молча, налил себе в красную с белым горошком кофейную чашку водки и выпил, занюхав ее огрызком хлеба.
– Ты уверен, что эта фрейфея за него заплатит? – кивнув на Мишу, с сомнением в голосе спросил у беззубого тот что с синяком. Его бритая голова была разукрашена белыми шрамами от многочисленных драк, а на затылке бугрились две толстые жировые складки.
– Заплатит, куда ей деться, – убежденно ответил беззубый. – Она его любит. Марамойка говорила, она ему на Прорезной квартиру купила и обставила. Ты знаешь, сколько на Прорезной квартира стоит?