В Киеве всё спокойно

В молодости Альбина увлекалась модным тогда каратэ. Возможно, в этом было ее безотчетное стремление подняться над биологической женской слабостью. Она мало внимания уделяла «растяжке и набивке»[14], но пару-тройку нужных ударов и бросков освоила в совершенстве. В одном из круизов по Средиземному морю, она много часов провела в жестком спарринге с мастером дзюдо европейского уровня. Увлекшись, она посещала подпольную секцию кун-фу в Одессе, где истинный сэнсэй посвящал ее в искусство конфликта. Но, то, что она увидела, было синтезом из всего этого в исполнении виртуоза.

Через день она случайно повстречалась с ним возле пункта приема стеклотары во дворе своего дома. Только Альбина с ее фотографической памятью на лица смогла узнать его в старой надвинутой на глаза помятой шляпе и в дряхлом плаще. Длинные, обтерханные снизу штаны, складками лежали на стоптанных башмаках.

Альбина никогда бы сама ни за кого не вступилась, не потому, что боялась или не хотела ни к чему быть причастной. В ее понимании, каждый должен стоять за себя сам. К такому заключению она пришла еще на заре своей пионерской юности. Но она всегда с уважением относилась к тем, кто был на это способен. Она подождала, пока он сдаст бутылки, и подошла к нему. Похоже, он тоже ее узнал, еще тогда, когда она, как бы невзначай, остановилась и незаметно начала его рассматривать.

– Я вас видела вчера, на базаре, – открыто и просто сказала она. – Прошу простить меня за навязчивость, но я не могла пройти мимо, не пожав вам руку.

Альбина хотела посмотреть ему в глаза, но у нее не получалось. Он прямо смотрел ей в глаза и как бы сквозь них, отсутствующим, ничего не выражающим взглядом. Перед ней были две холодные темно-серые тучи вместо глаз, и она знала, что в этих тучах живет гром.

– Вы, позволите? – и она, наконец, нашла его глаза, и он впустил ее в них.

– С удовольствием, – он осторожно пожал своей крепкой и сухой, намного меньшей, чем у Альбины, ладонью протянутую ею руку.

Неожиданно он улыбнулся открытой улыбкой, и элегантно склонившись в полупоклоне, глядя ей в глаза, поцеловал ей руку. В его глазах светился ум бывалого человека, а тогда, в тот раз в них сверкал мальчишеский задор. Позже Альбина поняла, что он относится к тем непосредственным натурам, которых не заботит, что о них могут подумать, когда он мгновенно переходил от серьезного, подчас трагического, к улыбке и шутке и тут же, буквально на полуслове, возвращался к тому же, весьма серьезному. В его умении шутить в самые напряженные минуты было что-то успокаивающее. А еще, он никогда не сомневался, ‒ когда предстояло действовать решительно, он действовал.

В жизни случается, встретятся два человека и сразу понимают, что они одной крови, такие сходятся быстро и запросто. Так было у Альбины со Склянским. Они быстро почувствовали взаимное расположение, при общении они оба испытывали чувство легкости, какое возникает у людей, давно и хорошо знавших друг друга. Склянский обладал светлым даром вызывать симпатию. Он получал недоступное многим удовольствие, работая на нее. Удовольствие?.. Да, это было неизъяснимое словами ощущение действующей армии.

Есть люди, возраст которых не измеряется годами, их возраст определяется их самоощущением. Склянский принадлежал к этому редкому виду. Старый телом, но сердцем молодой Склянский, с равнодушием философа относился к своему нищенскому существованию. Но вынужденное пребывание в положении ничего не делающего, быстро укорачивало его дни. Он упорно, но безуспешно, вел борьбу с побеждавшей его депрессией, и если бы не встреча с Альбиной, все было бы до банальности просто. Он это знал, она это знала тоже.

Склянский имел ничем не примечательную внешность, был лысоват, худощав и невысок. Подчеркнутой вежливостью и сдержанностью манер он защищался от бесцеремонности и хамства, от всего, что было ему неприемлемо. Нельзя сказать, что это была сильная защита от наглого напора мерзости жизни. Он отличался живостью и ясностью мысли, лишь телесная оболочка его сдавала. Склянский не носил яркой или броской одежды. Отнюдь не потому, что он был к ней равнодушен. Напротив, красивая одежда была его слабостью. Но его профессия диктовала условия одеваться так, чтобы не привлекать к себе внимания.

Когда было необходимо, он умел одеться с изысканной элегантностью по последней моде. Во время случавшихся перерывов он периодически отпускал короткие седые усы, отчего сразу становился похожим на белогвардейского офицера из наших старых фильмов. Усы сильно преображали его облик, его лицо становилось мужественным и благородным. С усами он становился заметным, запоминающимся, они мешали работе, и он их сбривал. В неприметных чертах лица Склянского обращал на себя внимание только классической лепки открытый лоб да сурово сдвинутые брови с проседью. Кроме того, его могла выдать легкая косолапость. Он шагал носками внутрь, верный признак настойчиво напористой натуры.