В двух битвах

К вечеру явился из Ореховки председатель суда Воронцев. Маленький, щупленький человек со старческой сутуловатостью вошел в блиндаж решительным, уверенным шагом. Молча поздоровались. Он пододвинул табуретку к столу и сел. Морщинистое, худощавое лицо, и без того несвежее, сегодня выглядело помятым и хмурым. Он, видимо, торопился, добирался к нам пешком, из-под незастегнутой шинели выглядывала помятая гимнастерка и слабо натянутая портупея.

Воронцев отличался сильным, независимым характером, был упрям и настойчив. Он немало уже пожил на свете, порядочно поездил, повидал людей, имел богатый профессиональный опыт. Судя по его скупым рассказам, он еще в годы гражданской войны был председателем военного трибунала одного из соединений Красной Армии.

В бригаде Воронцев зарекомендовал себя исключительно строгим человеком. К преступникам он не знал снисхождения и был беспощаден. Кроме того, это был храбрый, спокойный и хладнокровный в опасности офицер.

— Ну как жизнь у вас идет здесь, Андрей Сергеевич? — заговорил Воронцев негромко, но повелительно. По выражению его лица, интонации голоса я понял, что записку мою он получил, и она ему не пришлась по душе.

— Идет, бежит, а иногда и ковыляет, — ответил я.

— Да... — неопределенно отреагировал Воронцев и поморщился. — Записку мою получили?

Он некоторое время молчал. Потом резко сказал:

— Но из вашего предложения ничего не выйдет, Андрей Сергеевич! Суд наверняка сурово накажет его, и приговор будет утвержден немедленно в вышестоящей инстанции.

— Не сомневаюсь. И правильно. Я это вполне серьезно говорю.

Воронцев смотрел на меня широко открытыми удивленными глазами. Этих слов он не ожидал. Но военюрист был не из тех, чтобы сразу почувствовать облегчение. Нет, лицо его оставалось хмурым и сердитым.

— И все-таки Лескова я просил бы вас судить вечером сегодня же или в крайнем случае ночью и наказать его строжайше. Утром крайне желательно доставить его на КП. Он будет искупать свою вину перед Родиной на самом остром участке фронта.

— Да... Та же песня, — со вздохом разочарования выдавил он. — Но этого сделать я не могу!

Пришлось повторить те же доказательства, что и комбригу.

— Все это правильно, — заговорил не совсем уверенно Воронцев. — Обстановка тяжелая. Но... Раз интересы дела требуют, может быть, суд пойдет навстречу. — Поразмыслив несколько секунд, он добавил: — Как бы еще на передовой какой фортель не выкинул! Очень уж отталкивающее впечатление произвел: дерзкий, угловатый, непрерывно огрызается, смотрит исподлобья, по-волчьи.

— Это вас пусть не пугает! Леснов молодой парень, вгорячах способен на необдуманный шаг. Он учинил расправу над человеком, совершил тяжелое преступление, но на предательство не пойдет. В этом я глубоко убежден.

Воронцев встал, попрощался со мной и заторопился в Ореховку.

Мы распрощались с ним дружелюбно.

А утром ко мне привели на КП Леонова. За прошедшие сутки он побледнел и осунулся, глаза ввалились. Переживания и бессонная ночь не прошли бесследно. Однако в глубине его небольших шустрых глаз светился огонек жизни. Когда я встретился с ним, на губах у него чуть-чуть обозначилась улыбка. Впрочем, Леснов ее тотчас же погасил, вытянулся, ловко приложил руку к козырьку и внятно, громко доложил:

— Товарищ комиссар, явился в ваше распоряжение для отправки на передовую — искупать кровью свою вину перед Родиной!

— Тяжелое преступление вы совершили, Леснов! — укоряюще сказал комбриг, обшаривая его с ног до головы испытующим взглядом.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! Горячка на преступление толкнула... — Леснов как-то съежился. — Понял я теперь, все прочувствовал глубоко. И парня очень жаль. Хороший ведь старшина. Вот непокорством только страдал. Кровью искуплю свои вину. Клянусь вам!

Комбриг подозвал Лескова к карте, подробно изложил ему положение дел на участке третьего батальона, разъяснил задачу, рассказал вкратце, какие провести подготовительные мероприятия и как лучше будет ночной атакой вышибить гитлеровцев. Закончил словами:

— Это нелегко, особенно, если учесть, что у нас почти нет людей, и сроки подготовки атаки очень малы. Выполните боевую задачу — честь и хвала вам!

— Постараюсь, товарищ капитан первого ранга! Все силы приложу. Жизни не пожалею. Думаю, фашистов вытряхнем! — приободрившись и уже оживленнее заключил Леснов.

Разговор закончился. Лейтенант, получив разрешение уйти, козырнул, по-молодецки повернулся и вышел из блиндажа. Часа через два он со взводом автоматчиков Щербакова уходил к Морозову. Когда я окончил короткое напутствие и взвод двинулся, Леснов подошел ко мне:

— Благодарю вас, товарищ комиссар!

— За что вы меня благодарите?

— Знаю, знаю за что, — улыбнувшись, сказал Леснов, — знаю! Военюрист сказал мне: «Тюрьма должна быть тебе уделом. Комиссара благодари...» Леснов вас не подведет! Фашистов вышибем! Верьте мне!..

— Вышибить мало, — надо еще удержать позицию!

— И это сделаем. Твердо обещаю вам.

Он козырнул и стал бегом догонять взвод.