В двух битвах

К вечеру я пришел в третий батальон. В командирском блиндаже застал Морозова и Глушкова. Они недавно вернулись из штурмовой группы. Морозов доложил, что созданное подразделение укомплектовали боевыми моряками. Штурмовая группа разместилась на второй линии обороны. Леснов вступил в командование. Сегодняшней ночью группа приступает к тренировочным занятиям.

— Что скажете о Леонове?

— Трудно за полдня изучить человека, товарищ комиссар. Но... Орешек-то перед ним не простой, грызть придется... Своего следовало назначить, — протянул невесело Морозов.

— Его на чем-то другом надо было испытать, товарищ батальонный комиссар, — поддержал Морозова Глушков. — Да старички наши из моряков косо на него посматривают. Не могу пока понять почему. Может, узнали о его поступке?

— А сам людям не объявил?

Нет. Когда он рассказал нам о себе, мы посоветовали не касаться этой темы, — объяснил Морозов. И немного погодя добавил: — Лучше бы мне это дело доверили... Я был бы спокоен.

Пришлось прекратить обсуждение отданного распоряжения:

— Поручено Лескову. Так и будет! Сомневаться не стоит, товарищ Морозов... Людям надо разъяснить, чтобы командиру своему верили. А вам с товарищем Глушковым нужно батальоном командовать. Что знают люди о предстоящем бое?

— Что будут решать важную задачу. Но где и когда, им не объявляли. Сами поймут.

— Согласен. Боевой приказ объявите перед началом атаки.

Морозов остался, а мы с Глушковым направились к Лескову. Первым повстречали старшего матроса Павлинова. Он четко доложил, что один взвод работает и ночью будут занятия.

— Командир отдыхает?

— Никак нет, он на работе. Новый у нас командир.

— Что строим? — спросил я, когда подошли к работающему взводу.

— Траншею мастерим. Такую, как фашисты у нас отобрали, — ответил пожилой солдат из сибиряков, что нетрудно было узнать по потертому полушубку.

— Какое же ее предназначение?

— Лейтенант нам так объяснил: «На сей штуке будем учиться брать ее ночью без шума. Научимся — без звука заберем такую же у фашистов!»

— Правильно!

Матросы засыпали меня вопросами, а Глушков в это время увел Леснова в сторону. Несколько моряков посмотрели им вслед. И тут выяснилось, что не всем затея лейтенанта по душе.

— Сколько раз в атаку ходили, но репетиции проводить не доводилось, — проговорил худощавый моряк. Лицо его выражало неудовольствие.

— Рыть совсем не обязательно. Можно обозначить траншею, и ползай вокруг нее сколько угодно, — добавил второй.

— А я другого мнения! — возразил сибиряк. — Мы уже зубы покрошили на той траншее, что потеряли. Поэтому с умом к штурму надо подготовиться.

Пришлось поддержать и командира, и сибиряка.

— Вернуть траншею мы должны во всех случаях. И малой кровью. А это нелегко! И просто, без усилий, к этому не подготовишься. Еще Суворов говорил: тяжело в учении, легко в бою. Это мудрые слова! Командир ваш взял правильный курс. А что до этого не строили подобного — что же, может, и плохо. Трудностей пугаться нам не к лицу!

Минут через десять подошли Глушков и Леснов. Лейтенант нетерпеливо посмотрел на окоп.

— Еще часика два в таком же темпе поработаем и — отдыхать. Продолжит следующий взвод. Разрешите, товарищ комиссар, перекур закончить?

Взвод приступил к работе, а Леснов посвятил меня и Глушкова в замысел ночных занятий. Он хотел натренировать подчиненных преодолевать трехсотметровое расстояние по-пластунски, быстро и бесшумно, и вести ближний бой в траншее. Просил о единственном — поддержать артиллерией, когда начнутся контратаки врага.

Прощаясь, я спросил Леснова, как его встретили моряки.

— Довольно сухо. Некоторые ропщут. Ведь все трое суток придется трудиться. Да сейчас еще цветики! Вот когда ползать начнут, ругать меня будут покрепче! Ну это все мелочи, товарищ комиссар. Притрется. Народ бывалый. Траншею заберем, благодарить будут. Хочу, чтобы без больших потерь.

Хватка, уверенность Леснова, продуманность действий мне понравились. На обратном пути я рассказал Глушкову о настроении матросов. Посоветовал ему больше бывать в штурмовой группе. Спросил, что он может еще сказать о Лескове.

— Да как вам сказать... Все у него кругло пока получается. Если народную поговорку оправдает: «Мал золотник, да дорог», буду рад. Наша поддержка ему полная. Вечером, перед ночными занятиями, партгруппу соберем, с комсомольцами побеседую. А на другой день в обед — комсомольское собрание. Будет уже кое-какой опыт, поговорим конкретнее. Думаю, матросы его поймут. Они уважают хватких и волевых командиров.

На следующее утро я выехал верхом на коне в штаб корпуса. Размещался штаб в незаметной деревушке, раскинувшейся в стороне от большака, километрах в десяти от нашего командного пункта. Месяца два до этого я не садился на лошадь, стал отвыкать от верховой езды. Поэтому чувствовал себя «не в своем седле» и мечтал, чтобы скорее оказаться на месте. А время, как всегда бывает в таких случаях, тянулось медленно, дорога показалась необычайно долгой.