В действующей армии

Я указал, между прочим, на виденного мной по дороге в восточный отряд часового на дереве.

Дерево служит вышкой, и в его ветвях стоит часовой…

Невольно в уме возникают воспоминания детства и сказки о «соловье-разбойнике», сидевшем на дубу на распутье из трёх дорог.

Сегодня день визитов.

Посетил нас д-р Павловский, совершенно, по его словам, неожиданно очутившийся практическим врачом на войне.

– Я окончил курс военно-медицинской академии, но изучал медицину только теоретически для занятий биологией и социологией, прямо из академии поступил на юридический факультет, мне оставалось 1 года до сдачи государственного экзамена, как вдруг я был призван на службу младшим врачом в действующую армию… Я – будущий биолог…

Нам думается, что д-р Павловский прав, находя, что военно-медицинскому ведомству следовало бы иметь более точные сведения о специальностях врачей, из которых комплектуется медицинский персонал для театра войны, иначе неизбежно могут происходить такие трагикомические «qui pro quo»[8].

XXIV. Корреспондентские мытарства

Мухи, мухи, мириады мух!

Они чёрною скатертью застилают все столы, чёрной простынёй походные кровати, от них черны стены, и их движущаяся тёмная сетка висит в воздухе.

Они лезут в нос, рот, уши и кусают, ожесточённо кусают.

Среди них и москиты, укус которых производит страшную опухоль.

В фанзах – этих отвратительных китайских жилищах – всевозможные насекомые, говоря словами старого стихотворения,

Очень многие мне даже
Вовсе незнакомые.

Клопы, блохи, тарантулы… Всё это каких-то особо громадных размеров.

Один местный остроумец-офицер уверяет, что одного клопа из фанзы два китайца выводят под руки.

Жара прямо невозможная! 50° по Цельсию на солнце, вечером 30°, ночью немножко меньше, духота и пыль едкая, засоряющая все поры тела, глаза, нос, уши и постоянно оставляющая в пересохшем рту впечатление горсти песку.

Вонь черемшой, бобовым маслом, китайским потом и тому подобными пахучими прелестями.

Положительно изнемогаешь от духоты и жары, пот льётся буквально ручьями, нельзя дышать, мозги отказываются работать, рука писать.

Такова внешняя обстановка жизни в Маньчжурии – этой стране египетских казней par excellence[9].

Отсутствие всяких точных сведений, полная скудость материала.

Официально – всё тайна.

Неофициально – трудно отличить ложь от правды.

Возьмём для примера хотя бы вчерашний день.

Утром нам передано известие, что восточный отряд начал наступление и весьма успешно.

Граф Келлер с 40.000 войска далеко оттеснил японцев.

Не проходит и часу после этого известия, принесённого одним офицером, является другой:

– Скверно!

– Что скверно?

– В восточном отряде…

– Как, помилуйте, успешное наступление, японцы отступили, большие потери, но всё же победа…

– Кто это вам наврал, ничего подобного, мы отступили и едва удержали свои позиции, с огромными потерями.

И каждый являющийся в редакцию «Вестника Маньчжурской Армии» сообщает совершенно противоположные известия.

Бросаешься в разведочное отделение, в полевой штаб, бежишь, скачешь, по жаре, на огромные расстояния, чтобы услыхать от официальных лиц:

– Ничего ещё неизвестно!

– Сообщить ничего не можем…

– Говорят и так и эдак…

Подите и разберитесь во всём этом.

Наконец только позднею ночью на вокзале от офицера, заведующего передвижением санитарных поездов, мы получили более верные сведения, на основании полученной им телеграммы.

Оказалось, по счастью, что первый «вестник радости» был прав.

Граф Келлер с 38 батальонами, после ожесточённого боя, где наших было ранено около 1.000 человек, заставил японцев отступить, занял Ланшенгуань – третий этап по Ляоянской дороге и взял у них восемь орудий.

Но это только случайно добытое точное сведение из совершенно косвенных источников.

Счастливый редкий случай!

Их бывает мало.

Официальные сведения можно изредка получить в редакции «Вестника Маньчжурской Армии» из присылаемой главной квартирой туда хроники войны.

Мне иногда удаётся получать их ещё в рукописи до набора, или в самом Дашичао, но они так туманны, так непонятны для непосвящённых людей, что положительно становишься в тупик.

Я сообщал и буду, при случае, сообщать их – быть может в них в Петербурге разберутся специалисты военного дела и разъяснят большой публике.

Я же с своей стороны только ручаюсь, что они «с подлинными верны».

Быть может, мне скажут, что надо ездить на передовые позиции, в отряды…

Ездишь, но что же из этого выходит…

Я был в отряде генерала Мищенко, генерала Келлера, но и там те же полуфантастические рассказы.

В Ляояне стекаются по крайней мере все известия, приезжают офицеры из частей, и из их разнообразных рассказов можно вывести хоть что-нибудь достоверное, иначе действительно мы здесь, слыша свист пуль и грохот орудий, находясь, так сказать, в «креслах оркестра» театра войны – это выражение одного генерала – знаем менее, чем в Петербурге и Москве.

Для нас всё тайна.