В час ворон

– За три дня до смерти ей было видение. Она знала, что у меня будут проблемы. Она сказала мне, что у Гэбби есть ответы, а еще дала мне ключ. – Я колеблюсь, рассказывать ли ему о том, что он подходит к той коробке, что была на их фото с моей матерью. – Она сказала: «Найди весы правосудия, в них правда». А сегодня, когда Лорелей на меня набросилась, на ней была подвеска, весы правосудия – это знак зодиака Весов, если ты не в курсе. – Он безэмоционально смотрит на меня. – Я думала, что речь шла о правосудии для меня, но теперь мне кажется, что она имела в виду себя. Мы нашли эту жестянку.

– Кто «мы»?

– Я, – быстро поправляюсь.

Он вопросительно поднимает бровь.

– Я нашла эту жестянку по инструкциям Адэйр, поэтому мы вроде как нашли ее вместе. – Господи Иисусе, Рейлин меня сама убьет, если я создам ей проблемы.

– Нашла где? – Он буквально рычит эти слова.

– В фермерском домике…

– Ты была на месте преступления? – Он вырывает у меня банку. Его злость направлена на меня как кинжал.

– Формально – нет. Ну, возможно… но эта банка была в доме, который не относится к месту преступления. Формально, – повторяю я.

Он читает записку:

– В чем она была права? Что это за капля дождя? Язык загадок? К чему ведет эта история? Это какая-то чепуха. Где доказательства?

– Я к этому веду! Боже, придержи коней. – В стороне раздается жужжание двери, объявляя о появлении кого-то еще и сокращая мое и без того взятое взаймы время. – Гэбби – это язык загадок, она туманно говорит. Она дала мне синюю стеклянную каплю. Это наша семейная реликвия. – Я показываю ему пробку от бутылочки. – Когда я спросила, где она взяла ее, она сказала, что вытащила из кармана мертвого оленя. Она была там, когда оленя сбили, она сама так сказала. Вот только я не думаю, что сбили оленя, я думаю, это была Адэйр. И я не думаю, что сбил ее Стоун Ратледж на своей машине.

Невозмутимый взгляд Оскара сообщает, что последние капли его терпения только что испарились. Он встает, всплескивая руками.

– Не могу поверить, что я попусту терял время на эту сказку. Капли дождя, олень с карманами и загадки, спрятанные в пустых жестянках. – Он швыряет банку на стол. – Серьезно, Уэзерли?!

Дверь трясется от настойчивого стука, и Келли заглядывает внутрь.

– Шериф звонил, м-м-м… – Она бросает на меня взгляд, затем обратно на Оскара. – Дело довольно серьезное. Он ждет тебя у Ратледжей как можно скорее.

Оскар обращает ко мне сердитый взгляд.

– Что? – Я невинно поднимаю руки. – Я все рассказала. Клянусь!

– Пара сек, – говорит он Келли, и она разумно ретируется. – Я с тобой не закончил. – Он хватает свою шляпу заместителя и ключи от «Бронко».

– Эй, а что насчет того, что я рассказала?

– Это не доказательство. – Он устраивает «стетсон» на голове и разворачивается к двери.

– На машине Стоуна ни царапины, – выпаливаю я. Этого хватает, чтобы остановить его на пороге. – На этом красном «Корвете» ни единого следа. Сам сходи посмотри. – Я машу рукой в сторону входной двери.

– Это называется ремонт, Уэзерли. – Он качает головой и хватается за ручку двери.

– За неделю ремонт не делают, – быстро говорю я. Он замирает. – Слушание в суде было через полторы недели после смерти Адэйр. «Корвет» Стоуна в тот день стоял на главной улице. Разве он не должен был еще быть в мастерской? Спроси Джимми Смута. Он отогнал машину Стоуна после из-за пробитого колеса. Он бы заметил повреждения, так? Если не чинил до это? Если машина Стоуна сбила… – слова застревают в горле. – Если он что-то переехал, – говорю я сквозь сжатые зубы, – оленя или что-то другое, где повреждения? Так быстро машины не чинят. Не в наших краях. Особенно дорогие спортивные тачки, как у него. – Теперь в его глазах показалась искра.

– Это все еще не доказательства, – говорит он, поворачиваясь.

– Лорелей водит машину отца, – пытаюсь договорить я до того, как он закроет дверь, но не успеваю.

– Где же ее машина? А? – вопрошаю я в пустом кабинете, падая в кресло Оскара. – Спроси богатую девочку об этом, почему нет? – Я пальцем раскручиваю картотеку на его столе.

Я и пары раз не успеваю покачаться взад-вперед в кресле, когда замечаю ярлык на папке, которую Оскар листал, когда я появилась. «Уэзерли Уайлдер», – нацарапано на нем как куриной лапой. Холодок страха поднимается по шее и заливает лицо краской.

Звонок на входе. Я поднимаю глаза на полсекунды. Когда ничего не происходит, я разворачиваю папку к себе и открываю ее.

Сверху лежит отчет об осмотре дедули после смерти. Снимки его тела и заметки на полях, читать которые слишком больно. Дальше идет жалоба миссис Филлипс о том, как я «исцелила» ее мужа. Я помню ее неблагодарность после того, как я заговорила его смерть, она мне целый выговор устроила. Затем ксерокопия записок доктора Йорка с того дня, когда я пыталась заговорить смерть Эллиса Ратледжа. На следующей странице, вырванной из желтого блокнота, Оскар написал несколько имен и дат. Люди, чью смерть я заговорила. Есть еще несколько, о которых Оскар не в курсе.

Но мое внимание привлекают слова, нацарапанные на полях:

«Неизвестная жертва утопления???»

Душа уходит в пятки.