V.

– Мы должны друг за другом присматривать? Или нам полагалось встретиться?

– Полагалось? – чересчур поспешно. – Уайтхоллом, разумеется.

– Разумеется.

Старея, мы больше кренимся к прошлому. Шаблон тем самым отчасти потерялся для улицы и судоремонтника через дорогу. Злополучный год во Флоренции – раз опять возник Полувольт – теперь вернулся к нему, и каждая неприятная подробность ярко затрепетала в темной комнате его шпионской памяти. Он истово надеялся, что появление Полувольта – просто случайность; а не сигнал для реактивации тех же хаотичных и Ситуативных сил, что работали во Флоренции двадцать лет назад.

Ибо предсказание Благостынем бойни и сопутствующей ей политики располагало всеми отличительными признаками Ситуации-в-процессе-становления. Своих представлений о Ситуации он не изменил ни единого. Даже написал статью, под псевдонимом, и отправил в «Панч»: «Ситуация как n-мерная мешанина». Отклонили.

«Если не рассматривать всю историю всякой участвующей личности; – писал Шаблон, – если не анатомировать всякую душу, какова у кого-нибудь надежда понять Ситуацию? Может сложиться так, что государственные служащие будущего не станут облекаться полномочиями без получения сперва ученой степени по хирургии мозга».

Его действительно навещали грезы, в которых он съеживался до субмикроскопических размеров и проникал в мозг, входил сквозь какую-то пору во лбу и попадал в тупик потовой железы. Выпутавшись из джунглей капилляров, он затем достигал наконец кости; после чего вниз сквозь череп, dura mater[225], паутинную оболочку, pia mater[226], к морю спинномозговой жидкости на бороздчатом дне. И в нем он плавал, пока не приходила пора атаковать серые полушария: душу.

Узлы Ранвье, шванновские оболочки, вена Галена; крохотный Шаблон бродил всю ночь среди безмолвных, громадных разрывов молний, когда нервные импульсы пересекали синапсы; дендриты покачивались – автобаны нервов, цепями уходившие бог весть куда кластерами луковиц Краузе, удаляясь. Ему, чужому в этом пейзаже, ни разу не приходило в голову поинтересоваться, в чьем это он мозгу. Вероятно, в собственном. Сны эти были лихорадочны: в таком тебе дают для решения невозможно сложную задачу, и ты все бегаешь по оборванным концам, гоняешься за случайными обещаньями, раздражаясь на каждом повороте, пока жар не спадет.

Допустим, стало быть, такую перспективу: на улицах хаос, все до единой группы на острове влились в него, каждая – со своей обидой. Значит, участвовать будут почти все, за исключением УП и его штата. Несомненно, каждый будет заботиться лишь о собственных насущных желаньях. Однако насилие толпы, как туризм, – нечто вроде общности. Ее особым волшебством большое количество одиноких душ, сколь разными б ни были, могут делить на всех общую собственность – противостояние тому, что есть. И, подобно эпидемии или землетрясению, политика улицы способна опрокинуть даже самое прочное с виду правительство; подобно смерти, она вспарывает и втягивает в себя все общественные сословия.

♦ Бедняки будут мстить мельникам, которые во время войны якобы наживались на хлебе.

♦ Госслужащие выйдут искать обращения почестней: анонсов открытых конкурсов, жалований повыше, никакой больше расовой дискриминации.

♦ Торговцы захотят отмены Указа о налоге на наследование и дарение. Налог этот должен был приносить в казну £5000 ежегодно, однако действительные обложения составили аж £30 000.

♦ Большевиков среди рабочих-судоремонтников удовлетворит только отмена всей частной собственности, священной или мирской.

♦ Антиколониальные экстремисты, разумеется, будут стремиться вымести англичан из Дворца навсегда. И к черту последствия. Хотя, вероятно, со следующей волной вмешается Италия, и вот ее сместить окажется гораздо труднее. Значит, будут узы крови.

♦ Воздержавшиеся хотят новую конституцию.

♦ Миццисты – составляющие три клуба: «Giovine Malta»[227], «Данте Алигьери», «Il Comitato Patriottico»[228] – желают (а) итальянской гегемонии на Мальте, (б) возвеличивания своего вождя, д-ра Энрико Мицци.

♦ Церковь – и здесь, возможно, иначе объективный взгляд Шаблона окрашивался его англиканской чопорностью – хотела лишь того, чего обычно желает Церковь во времена политических кризисов. Она ожидала Третьего Царства. Насильственный переворот – явление христианское.

Штука в явлении Параклита, утешителя, голубя; языки пламени, дар языков: Пятидесятница. Третий в Троице. Ничто здесь не казалось Шаблону невозможным. Отец приходил и ушел. В политическом смысле, Отец был Князем; единственным вождем, фигурой динамичной, чья virtù раньше была детерминантом истории. Выродилось до Сына, гения либерального пиршества любви, произведшего на свет 1848 год, а не так давно – свержение Царей. Что дальше? Какой Апокалипсис?

Особенно на Мальте, острове матриархальном. Окажется ли Параклит еще и матерью? Утешителем-то да. Но каким даром коммуникации вообще может наделять женщина…

Довольно, парнишка, велел он себе. Ты в опасных водах. Выходи, выходи.