Утро помещика

– Все это: трубки, самоваръ, сапоги, все это не бда, коли достатокъ есть, да и то нейдетъ, a бдному мужику, который послднюю лошадь продаетъ – это не годится. Опять сколько разъ я теб говорилъ, чтобы ты въ городъ не смлъ отлучаться безъ спросу; а ты опять въ Четвергъ здилъ барана продавать и съ фабричными по кабакамъ шляться. Вдь я про тебя все знаю, не хуже твоихъ сосдей. Теб старуха полный дворъ отдала и скотины, и лошадей, всего было довольно, а ты его раззорилъ, такъ что теб 3-хъ душъ кормить нечмъ, да еще и ее почитать не хочешь. И баба твоя тоже, чмъ бы работать, когда у васъ хлба нтъ, только знаетъ, что въ платки, да въ коты наряжается. Ты мужъ, ты за ней смотрть долженъ. Ежели ты мужикомъ хорошимъ хочешь быть, такъ ты свою фабричную жизнь, и трубочки, и самоварчики оставь, да занимайся землей и хозяйствомъ, а не тмъ, чтобы съ объздчиками казенный лсъ воровать, да по кабакамъ зипуны закладывать. Коли теб въ чемъ нужда, то приди ко мн, попроси прямо, что нужно и зачмъ а не лги, тогда я теб не откажу ни въ чемъ, что только могу сдлать.

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, мы кажется можемъ понимать, – отвчалъ онъ, улыбаясь, какъ будто вполн понималъ всю прелесть шутки Князя.

Николинька понялъ, какъ мало дйствительны могутъ быть его увщанія и угрозы противъ порока, воспитаннаго невжествомъ и поддерживаемаго нищетой, съ тяжелымъ чувствомъ унынія вышелъ на улицу. На порог сидла старуха и плакала.

– Вотъ вамъ на хлбъ, – прокричалъ Николинька на ухо, кладя въ руку депозитку въ 3 р., только сама покупай, а не давай Юхванк, а то онъ пропьетъ.

Старуха собралась благодарить, голова ее закачалась быстре, но Николинька уже прошелъ дальше.

«Давыдка Козелъ просилъ хлба и кольевъ», значилось въ книжечк посл Юхванки. —

«Какъ опять къ мужику?» скажетъ читатель. Да, опять къ мужику, преспокойно отвтитъ авторъ и прибавитъ: Читатель! Ежели вамъ скучны путешествія моего героя, не перевертывайте страницъ: интересне ничего не будетъ, а бросьте книгу. И вамъ будетъ не скучно, и мн будетъ пріятно. О васъ, читательница, я и не говорю. Не можетъ быть, чтобы вы дочли до этихъ поръ. Но ежели это случилось, то пожалуйста бросьте книгу, тутъ ничего нтъ для васъ <интереснаго> ни Графа богача соблазнителя въ заграничномъ плать, ни маркиза изъ-за границы, ни Княгини съ кораловыми губами, ни даже чувствительнаго чиновника; о любви нтъ, да кажется и не будетъ ни слова, все мужики, мужики, какіе то сошки, мерена[?], сальныя исторіи о томъ, какъ баба выкинула, какъ мужики живутъ и дерутся. – Ршительно нтъ тутъ ничего достойнаго вашего высокаго образованія и тонкихъ чувствъ. Вамъ, я думаю, надоло слушать, какъ супругъ или папенька вашъ возится съ мужиками; а можетъ быть даже вы никогда и не думали о нихъ; притомъ ихъ такъ много ⁹/₁₀ нашего народонаселенія, такъ чтоже это за рдкость: что же для васъ можетъ быть пріятнаго читать такую книгу, въ которой больше ничего нтъ, какъ мужики, мужики и мужики. – А можетъ быть въ васъ больше сердца, чмъ высокаго образованія и тонкихъ чувствъ, тогда читайте, милая добрая читательница, и примите дань моего искренняго къ вамъ удивленья и уваженья. Итакъ, я смло веду васъ вмст съ Николинькой къ Давыдк Блому, избранные читатели, хотя изба его далеко на краю околицы. Но кто этотъ небольшой человкъ съ двумя крошечными, но густыми черными клочками усовъ подъ самымъ носомъ (по мод) съ большимъ брюхомъ, съ тяжелой палкой въ рук, въ клеенчатой глянцовитой фуражк, въ длиннополомъ оливковомъ сертук, изъ кармана котораго торчитъ фуляръ, въ часахъ съ цпочкой и въ голубыхъ узкихъ панталонахъ со стрипками? Онъ медленно величественной походкой идетъ намъ на встрчу и не отвчаетъ на поклоны крестьянъ, которые издали набожно кланяются ему. Ужъ не старый-ли это Князь? Онъ больше похожъ на Князя, чмъ нашъ худощавый Николинька, который вчно торопится и ходитъ не слишкомъ чисто. Такъ по крайней мр думаютъ Хабаровскiе мужички и дворовые при вид часовъ, платковъ, торчащихъ изъ кармана, и пуза, которое отростилъ себ Яковъ Ильичь – прикащикъ. Завидвъ Николиньку, который остановился, чтобы подождать прикащика, Яков Ильичь сбросилъ съ себя величіе, какъ негодящійся при такихъ обстоятельствахъ предметъ, и скорыми шагами, спрятавъ платки въ глубину кармана, тяжело дыша отъ необычайной толщины, подошелъ къ Князю и снялъ блестящую фуражку.

– Наднь Яковъ.

Яковъ надлъ.

– Гд изволили быть, Ваше Сіятельство?

– Былъ у Юхванки. Скажи пожалуйста, что намъ съ нимъ длать?

– А что, Ваше Сіятельство?

Князь разсказалъ ему бдность, въ которую вводитъ себя Юхванка и его нерадніе къ хозяйству, «какъ будто онъ хочетъ отъ рукъ отбиться», прибавилъ онъ.