Утес чайки

Для Мэнди этот момент настал. Вне сомнения, это связано с ее поведением, с тем, как она оскорбляет меня, с ее ограниченным словарным запасом. Наконец, с моим разочарованием, потому что Мэнди – ошибка, с самого начала. У нас никогда не было ни малейшего шанса.

Возможно, теперь все решается быстрее, потому что я меняюсь, нетерпение мое возрастает, и я не хочу тратить бесценное время жизни на заведомо бесполезные усилия.

Я возвращаюсь в дом. Мэнди съела хлеб, и бутылка пуста.

– Можно еще? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами:

– Жаль, конечно, но больше у меня ничего с собой нет. Тебе следовало бы экономней расходовать хотя бы воду.

Она смотрит на меня как безумная:

– Что, и это всё?

– Это была большая бутылка воды и кусок хлеба с толстым ломтем сыра, – отвечаю я.

Ее взгляд лихорадочно бегает по комнате, как будто она не верит мне и надеется таким образом узнать правду.

– Когда ты вернешься? – Ее следующий вопрос.

Я смотрю на нее. Как она безобразна. Примитивна.

– Не знаю, – уклончиво говорю я.

Внезапно ее охватывает паника.

– Что происходит? – спрашивает Мэнди. – Я мерзну, хочу есть и пить. Я не могу передвигаться. Здесь ведь больше никого нет?

Она смотрит на окно. Наверное, с того места, где она сидит, виден только кусочек неба, но возможность обозреть больше только подтвердит ее подозрения: да, здесь больше никого нет. Скалы, море, ветер и чайки – больше никого и ничего.

Мэнди заходится в крике. Хлеб и вода придали ей силы. Она дергает цепь, и я вижу, как сталь впивается ей в кожу, разрывая до крови. Но ей все равно.

– Выпусти меня отсюда! Выпусти немедленно! Ты – грязное животное!

Я мысленно затыкаю уши. Она опять за свое, и теперь меня это не удивляет. Достаточно увидеть дом, улицу, где она выросла. Ее мать. Больше меня ничего не удивляет.

Я беру корзину.

– Ты не можешь просто уйти и оставить меня здесь! – кричит Мэнди. – Это убийство! Отпусти меня! Сними эту чертову цепь!

Я направляюсь к двери. Она бросается в слезы. Меняет тон, бьет на жалость.

– Прошу тебя… не оставляй меня одну. Пожалуйста… я ведь ничего тебе не сделала, так? Я тебя совсем не знаю. Пожалуйста, дай мне уйти. Я никому ничего не скажу, я ведь даже не знаю твоего имени, кто ты и где живешь… Прошу тебя!

Я открываю входную дверь. Я уже за углом и больше не вижу ее.

Она вопит как пойманное животное:

– Прошу тебя… пожалуйста… умоляю…

Я выхожу.

– Останься! Не уходи! Не оставляй меня одну! – кричит она.

Мне остается только улыбаться. Только что она называла меня грязным животным, и вдруг такие любезности… Следует хорошенько подумать, прежде чем обижать человека. Теперь ей нужно, чтобы с ней кто-то остался, заботился о ней. Хотя она предпочла бы, чтобы ее вообще отпустили.

Она хочет уйти. Все они хотели уйти, ни одна меня не поняла.

Но должна быть такая, которая поймет. Не в моих правилах сдаваться.

Даже в машине я слышу крики Мэнди. Она вне себя, бьется в истерике.

Я включаю двигатель и разворачиваюсь.

Прочь отсюда.

Мне нужна еще одна, как можно скорее.

Кстати, меня давно не было в подвале.

Понедельник, 13 ноября

1

Констебль Китти Вентворт редко чему так радовалась, как внезапному желанию Амели Голдсби отправиться в поход по магазинам с двумя своими охранниками. Наконец-то появилась возможность продышаться и прогуляться, увидеть что-то кроме дома Голдсби с прилегающим участком улицы.

После отключения электричества и самовольной отлучки Джека О’Донелла оба они получили предупреждение. Где-то в глубине души Китти надеялась, что ее снимут с поста, но разгневанный старший инспектор Хейл сразу развеял эти иллюзии.

– У нас не хватает людей! – рявкнул он, как будто Китти могла чем-то помочь. – Поэтому я держусь за каждого, кто хоть на что-то способен.

Она едва не заплакала.

– И вы с О’Донеллом продолжите вести наблюдение. Еще одно нарушение – будете до конца своих дней штрафовать за незаконную парковку. Без малейшей перспективы карьерного роста, это понятно?

– Да, сэр.

Китти проплакала весь вечер. Помимо прочего, это было несправедливо. Оплошность допустил Джек, а Хейл в равной степени наказал их обоих. Китти всегда считала инспектора справедливым начальником, но в последнее время он все чаще становился неузнаваем. Все это замечали. Вечно в плохом настроении, огрызается на любого, кто имеет несчастье попасться ему на глаза. За малейшую оплошность наказывает беспощадно. Похоже, Хейлу в самом деле не нравилось читать каждое утро в газетах, что «полиция не предпринимает никаких действий по делу Убийцы с пустошей», и что «следующая жертва маньяка – вопрос времени».

Кстати, никто, кому была дорога жизнь, не употреблял выражения «Убийца с пустошей». Все знали, как Калеб Хейл чуть на части не разорвал стажера, имевшую несчастье так при нем выразиться.

– Еще одно идиотское газетное клише – и можете искать себе другую работу! – закричал он.

На следующий день стажер не появилась в отделении. Все остальные ходили на цыпочках и втайне молились, чтобы у Калеба Хейла наметилась хоть какая-нибудь, пусть самая ничтожная зацепка. Иначе с ним просто невозможно работать.