Ушма

Эйфория, которую он испытывал при просмотре этих «фильмов» была настолько сильной, а желание столь жгучим, что он неизменно возбуждался и временами не выдерживал и набрасывался на свою жену, утоляя свою похоть жестоко и грубо, как никогда прежде.

Когда он навалился на Людмилу в первую же ночь после исчезновения дочери, она окаменела от ужаса и негодования, а затем попыталась вырваться и даже ударила его несколько раз в лицо. Но это только подстегнуло его желание. Он прижал её к кровати, как прижимал своих жертв, сдавил горло, раздвинул ей ягодицы и изнасиловал, мало заботясь о последствиях своих действий.

Это стало последней каплей. С той ночи, Людмила стала другой, безучастной и замкнутой. Она более не сопротивлялась ему и была покорна как манекен, позволяя Олегу делать с её телом всё, что ему заблагорассудится. И он делал это. Каждую ночь. По нескольку раз. Молчаливо и неистово, как одну из тех связанных женщин в залитом кровью подвале, где среди изуродованных живых и мёртвых тел на него смотрели обезумевшие глаза привязанного к стулу убийцы его дочери…

В «фильмах» он насиловал их снова и снова, а когда выдыхался, использовал вместо члена ножку от стула, палку, бутылку, а затем — длинный охотничий нож…

Возбуждение и сейчас охватило его. Он пододвинулся к Людмиле, привычно перевернул её на живот и взгромоздился сверху. Он входил в неё резко и беспощадно, но она, кажется, даже не замечала этого. Быстро утолив свою похоть, он сполз на свою половину кровати и вновь погрузился в кровавые грёзы, даже не удосужившись прикрыться одеялом.

Когда, в конце концов, все родственники убийцы были мертвы, Олег начинал методично расчленять их на куски, сваливая руки, ноги, торсы и головы в большую груду посреди комнаты. Только затем наступал черёд убийцы. Олег мучил его с особым вниманием, не желая давать тому ни малейшего шанса на скорую смерть, и с каждым разом у него это получалось всё лучше и лучше.

Он сажал своего оскорбителя на кол, рубил пальцы, сдирал кожу, расплющивал мошонку, жёг его, варил, давил, кромсал, душил и снова сажал на кол и проделывал это всё так долго, что сам терял счёт времени. Кровавый туман застилал всё вокруг, и он плыл в нём, как в тёплом море, невесомый, счастливый и абсолютно свободный…

А ещё, он пожирал своего пленника. Пожирал в самом прямом и примитивном смысле этого слова. Он чувствовал неудержимое желание ощутить на вкус плоть и кровь своего обидчика и вгрызался в него с остервенением и страстью, стараясь, однако, не убить жертву, по возможности растянув своё свирепое удовольствие.

Олег мурлыкал точно кот, представляя себе, как будет содрогаться каждый раз тело убийцы, когда он будет вонзать в него свои зубы и отрывать куски мяса, и жалел только об одном, что человека можно убить лишь один раз, и что как бы он ни старался, смерть, в конечном итоге, получит своё.

«Ничего… — ухмылялся он. — Она получит лишь объедки, что получает шакал, после трапезы тигра… Только кости и ошмётки… Ошмётки и кости… Больше ничего…

Глаза он не трогал до последнего момента. Убийца должен был до самого конца видеть то, что с ним происходит. У Олега даже было припасено большое зеркало, чтобы человек мог видеть, что стало с его спиной, ягодицами и анусом.

Лишь когда убийца полностью терял силы и ни прижигания, ни переломы, ни перетирание конечностей верёвкой более не могли заставить его страдать должным образом, Олег укладывал его на пол, садился сверху и вырывал ему глаз. Он делал это голыми руками, всё также медленно и основательно, и вопли жертвы, что звучали сквозь забитый войлоком и зашитый рот, казались ему победным маршем. Он вслушивался в них с наслаждением и восторгом, стараясь не упустить ни единого звука, ни одной ноты, понимая, как они недолговечны.

Второй глаз он вырывал быстрее, так как человек под ним становился всё более и более походить на ватную куклу, и терял способность реагировать на причиняемую ему боль.

Плеснув в кровоточащие глазницы кипяток, он наскоро вспарывал зашитый рот жертвы, вытаскивал кляп и проталкивал вырванные глаза ему в глотку и заставлял проглотить их. Следом шёл давно отпиленный член и яички, которые, впрочем, более походили на фарш.

Далее он уже не церемонился. Он набрасывался на убийцу, точно голодная крыса, рвал и терзал его зубами, прогрызая в конечном итоге дыру в животе, вырывал внутренности и разбрасывал их по подвалу. Это был апофеоз, после которого, «экран» начинал меркнуть и Олег постепенно возвращался в реальность.