Ушма

Олег обещал вернуться к восьми и сдержал слово. Он превосходно поужинал тушёной курицу с молодым картофелем и живописно рассказывал, как он объехал несколько баз и только на самой дальней, ему удалось договорился о цементе. Правда придётся ехать ещё раз, но главное было сделано. Людмила снова слушала его рассеянно и едва прикоснулась к своей порции.

А вот Анюте явно стало лучше. Её глаза лихорадочно блестели и она оживлённо рассказывала, как трижды обыграла незадачливого Лёшку. Когда она ела курицу, её руки немного тряслись, но она сказала, что кий всё ещё слишком тяжёлый для неё и она устала.

Они все рано легли спать в тот вечер, словно стремясь как можно скорее уединиться, и никто не был против, когда он сказал, что послезавтра планирует на весь день уехать на рыбалку.

Перед сном, Олег решил проведать Свифта. Старый пёс сильно сдал с начала лета. Он отказывался спать в доме. Предпочитая будку у сарая, почти не играл, не караулил редких прохожих у забора, чтобы заливисто их облаять, и мало ел. Всё чаще Олег замечал, особенно по утрам, что морда у Свифта была вся в слюне, словно она текла бесконтрольно. Одно время он даже думал не взбесился ли он, и отвёз собаку к ветеринару, но всё было норме. Просто старость пришла к нему раньше, чем ожидалось. Его только немного раздражало, что Свифт стал его избегать, а когда он его гладил, старый пёс прижимался к земле и мелко трясся. Он не доверял теперь даже Анюте, долго обнюхивая её руки, прежде чем позволить к себе прикоснуться.

Ночь прошла спокойнее, чем накануне, но лишь потому, что Олег не вставал и смотрел, что происходит на улице. Он знал, кто ждёт его там. Он чувствовал их присутствие. Всё же, он не без злорадства думал о том, что изгнал тень из дома, а ночью, на улице, за забором, они могут делать всё что захотят.

Только после полуночи он всё же поднялся, услышав какой-то странный звук в комнате дочери. Нечто вроде громкого всхлипа. Он кинулся туда, боясь вновь увидеть тень, и чёрные цветы на потолке, но в комнате никого не было, кроме Анюты, которая проснулась когда он открыл дверь.

— Я просто проверить, — сказал он. — Спи…

Анюта кивнула и её голова упала обратно на подушку. Он лёг обратно и наконец уснул. Не спали только его жена и дочь. Людмиле не давал покоя какой-то странный щёпот, а Анюта боялась пошевелиться в своей кровати, после того как ей показалось, какая-то угловатая тень скользнула в её окне. Это произошло так неожиданно, что она даже негромко вскрикнула, поспешно закрыв рот рукой. Она едва ли могла что-то разглядеть, но всё же, она готова была поклясться, что видела, как за тонкой занавеской мелькнула длинная чёрная рука, больше похожая на лапу какого-то огромного насекомого…

Это было вдвойне жутко, потому что нечто подобное она нарисовала на тетрадном листе, который отдала отцу, чтобы он его сжёг. Но это был рисунок для него. Свой настоящий рисунок, она сожгла сама. Она рисовала его долго и тщательно, как будто делала домашнее задание. На нём была изображена её кровать, она сама и кошмарное чёрное существо в изголовье её кровати, державшее в своих лапах страшную книгу, расползающуюся чернотой по её комнате. Она знала, что эта чернота уже коснулась её рук и груди. Она заметила её когда осматривала руки в зеркале, силясь понять, почему они ноют. И только одно придавало ей сил, чтобы пережить весь ужас этой ночи — её твёрдое решение рассказать завтра Лёшке всё, что она знает, поскольку хранить эту тайну в одиночестве она больше не могла. Мама обязательно бы всё рассказала отцу, а этого Анюта не хотела. В любом случае, прежде всего она хотела убедиться, она не сходит с ума и для начала опробовать свою историю на сверстнике.

После завтрака, к Олегу зашла соседка и попросила отвести её на станцию. Он легко согласился. Ему в любом случае нужно было ехать на базу, а на обратном пути он хотел залить полный бак бензина, чтобы завтра стартовать на поиск не задумываясь о заправке.

Они выехали ближе к 12, как раз в тот момент, когда к Анюте пришли её подруги, и они начали играть в прятки. Он улыбнулся, глядя на них и уехал со спокойной душой, но на станции у него внезапно ёкнуло сердце. Он явственно услышал отчаянный крик его дочери. Зверь внутри вздыбился и зарычал. Побросав все дела, он сломя голову погнал обратно, и как только повернул на свой переулок, сразу понял, что случилась беда. Он почти не слушал, что говорят девочки и жена. Он знал, как пропадают дети. Он спросил лишь одно, когда и где её видели в последний раз, а затем, схватив из сарая топор, кинулся в лес и побежал по тропинке вглубь болот, стараясь почувствовать, куда могли унести его девочку. Топор в его руках звенел, когда он, мчась напролом, задевал лезвием сухие травы, и осока пела ему свою гибельную колыбельную, а в душном болотной воздухе, стоял сладковатый аромат болотной гнили.