Уровень 2

Дин открыл глаза и оглянулся. Снежана протягивала ему фонарик. Боже, он опять выглядел так глупо! Дин грустно вздохнул, кивнул ей, взял из ее небольшой ладони с длинными красивыми пальцами пластиковую коробочку и решительно пошел внутрь лабиринта. Только через несколько шагов он вспомнил, что забыл сказать спасибо. Но оборачиваться и возвращаться было уже глупо, да и нельзя, скорее всего. Лабрис вроде нужно проходить в определенном направлении.

Яркий, но узкий пучок света вырывал у тьмы только небольшой отрезок пути. Проход шириной не больше метра все время плавно поворачивал и Дину постоянно казалось, что там, в темноте за поворотом кроется что-то страшное. Фантазия рисовала то мумию в бинтах, больше похожую на зомби из американских фильмов, то, почему-то, крокодила, а то и вовсе неясный бесформенный темный ужас, состоящий из каких-нибудь черных склизких червей.

Вот всегда у него так. Дин постоянно боялся, причем а не того, чего следовало бы. Когда к нему после перехода в новую школу, подкатил на перемене какой-то амбал из старших классов – как потом оказалось, его с дружками боялись вообще все, включая некоторых учителей – с вопросом: «Че вылупился, спросить что хочешь?»,– Дин, который действительно потерялся в первый день, не моргнув глазом ответил утвердительно и уточнил где тут физкультурный зал.

Амбал, к удивлению его товарищей, заржал, хлопнул Дина по плечу: «Тебе туда, братан», – махнул рукой в нужную сторону и больше почему-то никогда не приставал. К Дину вообще больше после этого никто в этой школе по серьезному не задирался.

Зато страх попасть в неудобную ситуацию, где он выглядел бы смешным или, не дай бог, подвел других, заставлял желудок сжиматься в твердый комок, коленки дрожать, а спину покрываться мокрыми ледяными мурашками. От этого Дин становился неуклюжим и плохо соображал, и, в результате, все всегда проходило по самым ужасным сценариям.

В фантазиях через несколько дней он всегда находил какое-нибудь блестящее решение или ответ, перебрав сотни вариантов. Воображал, как он ловко теперь выпутается из подобных проблем, случись что-нибудь похожее… да только вот в следующий раз это никак не помогало, потому что позорные моменты всегда отличались поразительным разнообразием.

Боязнь подвести других привела Дина к полному одиночеству. Однажды будущий отчим позвал его, «мамкиного хлюпика», на откровенную беседу, где, постоянно повторяя: «Мужик ты или кто?» – взял с Дина обещание не ехать с ними в штаты. Он же любит маму и не хочет доставлять ей неудобства? Она же достойна жить свободной и счастливой?

Дин очень старался не разрыдаться, когда провожал их в аэропорту, но честно признаться, что ему страшно и он хотел бы улететь вместе с ними, не мог. Во-первых, уже пообещал, как последний дурак. Во-вторых, такой как он, там действительно будет только мешать ей становиться счастливой, в чем бы это счастье ни заключалось.

Когда он кому-то мешал, Дин всегда уступал. Он уже привык зажимать и ограничивать себя, лишь бы не доставлять никому проблем. Кто останется на субботник и будет драить весь класс в одиночку, потому что умные одноклассники не пойдут, а наглые сбегут сразу, как их отметят в листочке? Конечно Дин. Кто, кстати, перед праздником допоздна украшал тот же класс, который теперь нужно отмыть от остатков пиццы? Естественно он. Кого позовет физкультурник, чтобы показать: «А теперь посмотрим, как не надо делать это упражнение»? Конечно Дина, ибо он никогда не пошлет куда подальше, а послушно облажается и вызовет бурный хохот.

Когда бредешь в одиночку в полной темноте и тишине, абсолютно потеряв ощущение времени и направления, то остаются только воспоминания, причем в голову, как назло, лезут самые неприятные. Погружение в прошлое в этот раз было неожиданно ярким и необычайно живым. В груди уже накопился тяжелый щипучий ком обиды на самого себя за то, что позволял раньше и будет позволять и дальше так с собой обращаться. Вот почему в этих тоннелях он всегда начинает какие-то глупости вспоминать? В прошлый раз, правда, легче было: он думал только о матери и о том, что с ней будет, если в особняке найдут его тело и она подумает, что Дин умер.

А сейчас вдруг внезапно пришло ясное осознание: не расстроится никто. Он даже остановился от неожиданности. Дин понял, что пролетел по жизни, словно пушинка, не оставив отпечатка ни в чьей судьбе. Он исчез из той реальности, оставив безобразный труп на полу, и кто о нем вспомнит? Мама? Ну да, ей положено проявлять заботу.

Однако, сколько раз она звонила сама? Он вообще не смог вспомнить. Дин же такой удобный и беспроблемный сын. Живет самостоятельно, не превратив жилище ни в наркопритон, ни в площадку для вечной тусы и попойки. Зарабатывает уже. Даже учился сам, не из-под палки.

Мать была уверена, что сейчас он поступает в какой-нибудь вуз. Она так и говорила: «Какой-нибудь». Диплом был ей нужен для галочки, как отметка о правильно выполненной материнской работе. То, что Дин никуда не готовился и не собирался даже относить документы, она не подозревала.