Урок анатомии. Пражская оргия

– Двадцать процентов. Максимум. Восемьдесят процентов смотрят. Как телевизор. Им нравится наблюдать. Но это вам не особняк Хефнера, нет вечеринок с шампанским для свиты. Я вижу его и Барби по телевизору, и мне хочется блевать. Я предоставляю услуги обычным людям, я развлекаю, даю информацию – я делаю законными чувства реальных людей. Им нужна грязь, чтобы завестись? И что с того? Они все равно люди, знаете ли, и их миллионы. У всех мужских журналов вместе тридцать миллионов читателей. За Макговерна проголосовало меньше. Если бы мужские журналы объединились, провели съезд и выдвинули кандидата, он победил бы Джорджа Макговерна. Мужчин, покупающих журналы, чтобы подрочить, больше, чем жителей Голландии, Бельгии, Швеции, Финляндии и Норвегии, вместе взятых. А психоаналитик все равно твердит, что я просто узаконил свой невроз. Так же, как Наполеон! Так же, как Зигмунд Фрейд. Вот в чем для меня проблема с психоанализом. Разумеется, я хочу быть хорошим отцом. У меня семилетний сын, очень умный мальчик, я его очень люблю, и он очень трудный. От него не отвяжешься, он смышленый и все время интересуется, чем я занимаюсь. Должен ли я объяснять моему малышу Натану, когда стоит оспаривать авторитеты, а когда прислушиваться к ним? Понятия не имею. Мне не нравится запрещать – это не мой метод. Вот он я, зарабатываю семь миллионов в год, считаюсь самым опасным деятелем сексуальной революции, но понятия не имею, чему его учить. А я хочу делиться с ним. Хочу, чтобы он ощущал мою силу, знал, кто я, хочу радоваться общению с ним. Я беспокоюсь за Натана. Люди порой будут относиться к нему плохо – из-за меня. Но должен ли я менять свою жизнь ради него? Пока что ему всего семь лет, и он не очень понимает, кто я. Он видит, что иногда люди просят у меня автографы, но не знает, чем именно я занимаюсь. Я говорю ему, что делаю фильмы, владею ночным клубом и выпускаю журнал. Однажды он попросил показать ему “Давай по-быстрому”. Я ему сказал: “Он не для тебя, он для взрослых”. Он спросил: “А что там?” – “Люди занимаются любовью”, – ответил я. “Ааа”, – сказал он. “Как ты думаешь, что такое заниматься любовью?” – спросил я. “Откуда мне знать?” – возмутился он. Но когда он узнает, ему будет непросто. Когда я забираю его из школы, двенадцатилетние понимают, кто я такой, и меня это беспокоит. Но таким, как я, трудно проходить психоанализ. Я немалые деньги получаю за то, что такой омерзительный. Слушаю, как психоаналитик говорит о моногамии и обязательствах в браке, и все эти рассуждения кажутся мне идиотскими. И это он предъявляет мне как пример здоровья? Не знаю, то ли я защищаю свой дурацкий укоренившийся невроз, то ли плачу сотню долларов в час за то, чтобы мне промывал мозги профессиональный буржуа. У меня масса подружек. Я должен от них избавиться. Я занимаюсь групповым сексом. Мне нужно это прекратить. Моя секретарша делает мне минет. Этому надо положить конец. Моя жена во многое не врубается – она чуть отстраненная, невинная, хорошая, и она ничего не знает. Люди не верят, что она не знает, но уж такая она, а я веду себя осторожно. Вот вам “История Милтона Аппеля”: я, самый знаменитый порнограф Америки, как и большинство американцев, лгу о своей сексуальности. Абсурд. Самый антисоциальный отморозок из них всех, воплощение разгула, Фидель Кастро всех пенисов, олицетворение оргазмомании, главнокомандующий американских порнократов…

Даже если бы захотел, он бы остановиться не смог. Пусть поговорит.

5 Тело

Регистрируясь, он заявил, что зарабатывает семь миллионов в год. Вспомнил, как перед этим предпринял сентиментальную прогулку по Петле в качестве себя самого. Когда это не сработало, он вернулся в машину, и они поехали в “Амбассадор Ист”. Пили в баре. Насколько он мог вспомнить, он упорно уговаривал ее поехать с ним в Нью-Йорк и стать шофером его “роллса”. Когда такие мужчины чего-то хотят, они не остановятся, пока своего не получат. Он предложил грандиозное будущее шоферу Милтона Аппеля. Она, дружелюбная двадцатисемилетняя девица, всего несколько лет назад приехавшая из сельской миннесотской глубинки, веселая, вежливая и вовсе не такая простенькая, как могло показаться поначалу, с изумительными бирюзовыми глазами, светлой косой и полными руками здорового ребенка, в ответ рассмеялась. Она рассмеялась, но он продолжал наседать. Давно известный порнографический парадокс: нужно высоко ценить невинность, чтобы сполна насладиться ее осквернением. Он отведет ее в “Памп рум”, сообщил он, чтобы обсудить все за ужином, но, поднявшись к себе в номер помыться и переодеться, он упал на кровать – унять терзавшую тело боль, а теперь за окном было пасмурное зимнее утро.