Уральский Монстр

Вопрос о половой принадлежности нападавшего требовал, конечно, максимально точного разрешения. Ясность внесла мать Раечки, так объяснившая причину путаного рассказа дочери: «В больнице на вопрос врача Рая отвечала, что её тётенька избила. Нужно иметь в виду, что Рая отвечала по-русски, а надо сказать, что по-русски она путает дядю с тётей, иногда дядю назовет тётей и наоборот». Башкиры по национальности, Рахматуллины общались в семье по-башкирски, поэтому русский язык Рая знала нетвёрдо. Мать её вообще по-русски не писала, на протоколах допросов стоят её подписи на тюрки (башкирская письменность, основанная на арабском письме). Асия сообщила сотрудникам уголовного розыска некоторые детали нападения, которые узнала от дочери при разговоре с нею на башкирском языке. По её словам, нападавший являлся молодым парнем высокого роста, по-видимому, русским по национальности. Девочка так решила потому, что выйдя из кустов, тот подозвал её по-русски, пообещав угостить конфетой. Неизвестный завёл девочку в одно из двух отделений дощатой уборной, принудил наклониться над «очком» и, удерживая в полусогнутом положении, принялся наносить удары ножом. Никаких особенностей внешности и деталей одежды нападавшего девочка запомнить не смогла.

Рая пробыла в больнице всю первую декаду мая, и 10 числа её выписали. Уголовный розыск направил в лабораторию судебной медицины запрос с поручением дать экспертное заключение о состоянии здоровья потерпевшей и определить тяжесть полученных ею ранений. Акт освидетельствования Раисы Рахматуллиной за №1705 в деле имеется, он оформлен 17 мая 1939 г., то есть спустя неделю после выписки девочки из больницы. Очное освидетельствование судебно-медицинским экспертом проводилось 16 мая, и результат его оказался выражен буквально одной фразой: «Обнаружено общее состояние девочки хорошим, на лице следы розовых мелких рубцов». Фактически заключение было подготовлено на основании затребованной из больницы копии клинической истории болезни. В принципе, это нормальная практика, но в данном случае она сыграла с судмедэкспертом злую шутку.

Прежде всего, из-за небрежного осмотра девочки он не заметил и, соответственно, не исправил серьёзную ошибку, допущенную врачами Травматологического института. Напомним, что они насчитали на лице Раи Рахматуллиной 24 колото-резаных раны и ещё 2 раны на шее. На самом деле, на голове девочки имелись 30 ран: 24 с правой стороны лица и 6 так же с правой стороны, в волосяном покрове. Эти раны врачи то ли не заметили, то ли просто не сосчитали. Впоследствии об этих «забытых» порезах заявили родители, пересчитавшие раны дочери самостоятельно. Но если число ран не имело принципиального значения для заключения судмедэксперта, то вот незамеченное повреждение правого глаза оказалось упущением намного более значимым. Примерно через год после описываемых событий выяснилось, что Рая слепа на правый глаз и причина этому – ранения, полученные 1 мая. Причём неясно, когда же именно наступила слепота, вполне возможно, что девочка не видела глазом уже во время первичного осмотра. Но в документах Травматологического института о повреждении глазного яблока ничего не говорится, судмедэксперт же о состоянии травмированного глаза также ничего не написал, хотя должен был провести несложные тесты для проверки зрения девочки.

В силу этой небрежности телесные повреждения, полученные Раей, судмедэксперт отнёс к числу лёгких, не повлекших расстройства здоровья, что, очевидно, являлось грубой ошибкой. Утрата глазом зрения однозначно квалифицируется юристами и судебными медиками всех стран как тяжкий вред здоровью, так что допущенный ляп имеет принципиальное значение. Выявление такого рода повреждений и их связи с травмирующим воздействием является одной из задач судебно-медицинского освидетельствования, так что халатное исполнение судмедэкспертом своей задачи привело, фактически, к ошибочному заключению.

В общем, перед нами ещё один штрих, весьма выразительно рисующий ситуацию с защитой в Советском Союзе интересов простого человека.