upload

изменил Ливви. Она была девятнадцатилетней девушкой с наклонностями, которые не

поймет ни один ее ровесник, и ранимостью, которую запросто мог распознать и

воспользоваться любой мерзавец, вроде меня. Ливви была сильной, умной, волевой,

целеустремленной, но еще она была мягкой, доверчивой, и нуждающейся в сердечных

привязанностях. О ней надо было заботиться.

Следующими изменениями я наслаждался в меньшей степени. В рамках

заключенного соглашения, мы с Ливви обсуждали наши страхи, надежды и

стремления в том, какими должны быть отношения. Ей хотелось побольше узнать о

моем прошлом, о Мексике, и том, чем - не таким отвратительным - я занимался в

течение проведенного без нее года.

Из-за писательской деятельности Ливви, мне было неспокойно. Однако, кроме

проводимого с Клаудией и Рубио времени, или секса, нас с ней мало что занимало.

Очевидно, я вдохновил Ливви на 'писанину', и она решилась включить в свой рассказ

изложенные мною факты.

Неожиданно, бывали дни, когда она со мной не разговаривала, потому что только

заканчивала описывать какое-нибудь травматическое событие с моим участием. Это

были моменты, которые никому из нас не хотелось воспроизводить. Поначалу, я

пытался соблазном вытащить ее из подобных мыслей, но после нескольких попыток,

Ливви узрела в этом манипуляцию. Вскоре, я решил в такие дни... ну, и критические

дни, отсиживаться в кустах.

В другие дни, она взяла в привычку ловить меня на диване или за обеденным

столом, и задавать мне бесцеремонные вопросы о моем прошлом. Обычно, это

заканчивалось либо ссорой из-за моей 'уклончивости', либо сексом. Иногда у нас

бывало и то, и другое - сначала ссора, сразу после чего, секс. Я переживал, что если

все продолжится в том же духе, то у меня будет возникать эрекция всякий раз, когда

Ливви мною недовольна.

Но, как и в случае с сексуальными играми, я начал видеть преимущества

самовыражения через наши разговоры. Я понимал, что уже не расстраивался из-за ее

вопросов, как это было раньше. И понемногу сам предлагал ей информацию, о

которой она не спрашивала. Я рассказал ей про Резу, и насколько виноватым

чувствовал себя за то, что не предупредил его о смерти Нарви. Он был таким

оптимистичным мальчиком. Положение раба ему нравилось не больше, чем мне, но

там, где я бунтовал до последнего вздоха, Реза тактично управлял ситуацией.

- Думаешь, он мог убежать? В смысле, я слышала, как эта пушка стреляет.

Наверное, вся округа узнала, что кто-то стрелял. Мог он, услышав это, убежать? -

спросила Ливви.

Прозвучит невероятно глупо, но... это гребаная мысль даже не приходила мне в

голову! Правда, не приходила. Я был вне себя. По сей день, когда бы я ни вспоминал

момент своего первого убийства, я не слышал ни одного постороннего звука, кроме

биения своего сердца, и пронзительного шумного потока адреналина в своих венах. Я

помнил тяжесть револьвера. Помнил выражение отвращения на лице Нарви. Я помнил,

как закрыл глаза, и нажал на курок. Помнил, что до того, как рухнуть на пол, в мое

лицо брызнуло что-то мокрое. Я помнил тишину. Присев, я ничего не слышал, но

112

Эпилог. С. Дж. Робертс.

неотрывно смотрел в холодные, пустые глаза своего мучителя. Помнил, как подумал,

что душа, должно быть, существует. Что-то удерживало Нарви живым, а потом оно

исчезло, оставив лишь мясо, кровь и груду костей. Я помнил острое чувство злости и

печали оттого, что оказался недостаточно храбрым, чтобы держать глаза открытыми.

Помнил, как подумал: мне следовало заставить его умолять о моем прощении.

Заставить его молить о пощаде. Мне следовало изнасиловать его тростью, которой

он меня избивал.

- Я... не знаю, мог ли Реза убежать. Думаю, это возможно, - произнес я в

состоянии полного потрясения. - Рафик сказал, что сжег здание вместе с телом Нарви.

Наверное... я не хотел задавать слишком много вопросов.

- Почему?

Ливви положила свою ручку поверх моей.

- Я не был уверен, понравится ли это Рафику, - просто ответил я.

- Поразмыслив, что если он смог сжечь здание, полное людей, и спокойно заявить

об этом за завтраком, я решил не попадать к нему в немилость.

- Сколько тебе было?

- Придется иметь дело с математикой. Когда там мой день рождения?

- Джеймс. А серьезно?

Я рассмеялся.

- Дай мне передохнуть. Прежде, мне никогда не приходилось об этом

вспоминать.

- Тебе двадцать семь.

Она немного грустно улыбнулась. Я подумал пару мгновений.

- Думаю, мне было... двенадцать, может, тринадцать?

Откинувшись на стуле, Ливви уставилась на меня.

- Господи Иисусе.

Она покачала головой, и утерла слезу.

- Я в порядке, зверушка. По крайней мере... я так думаю.