изменил Ливви. Она была девятнадцатилетней девушкой с наклонностями, которые не
поймет ни один ее ровесник, и ранимостью, которую запросто мог распознать и
воспользоваться любой мерзавец, вроде меня. Ливви была сильной, умной, волевой,
целеустремленной, но еще она была мягкой, доверчивой, и нуждающейся в сердечных
привязанностях. О ней надо было заботиться.
Следующими изменениями я наслаждался в меньшей степени. В рамках
заключенного соглашения, мы с Ливви обсуждали наши страхи, надежды и
стремления в том, какими должны быть отношения. Ей хотелось побольше узнать о
моем прошлом, о Мексике, и том, чем - не таким отвратительным - я занимался в
течение проведенного без нее года.
Из-за писательской деятельности Ливви, мне было неспокойно. Однако, кроме
проводимого с Клаудией и Рубио времени, или секса, нас с ней мало что занимало.
Очевидно, я вдохновил Ливви на 'писанину', и она решилась включить в свой рассказ
изложенные мною факты.
Неожиданно, бывали дни, когда она со мной не разговаривала, потому что только
заканчивала описывать какое-нибудь травматическое событие с моим участием. Это
были моменты, которые никому из нас не хотелось
пытался соблазном вытащить ее из подобных мыслей, но после нескольких попыток,
Ливви узрела в этом манипуляцию. Вскоре, я решил в такие дни... ну, и критические
дни, отсиживаться в кустах.
В другие дни, она взяла в привычку ловить меня на диване или за обеденным
столом, и задавать мне бесцеремонные вопросы о моем прошлом. Обычно, это
заканчивалось либо ссорой из-за моей 'уклончивости', либо сексом. Иногда у нас
бывало и то, и другое - сначала ссора, сразу после чего, секс. Я переживал, что если
все продолжится в том же духе, то у меня будет возникать эрекция всякий раз, когда
Ливви мною недовольна.
Но, как и в случае с сексуальными играми, я начал видеть преимущества
самовыражения через наши разговоры. Я понимал, что уже не расстраивался из-за ее
вопросов, как это было раньше. И понемногу сам предлагал ей информацию, о
которой она не спрашивала. Я рассказал ей про Резу, и насколько виноватым
чувствовал себя за то, что не предупредил его о смерти Нарви. Он был таким
оптимистичным мальчиком. Положение раба ему нравилось не больше, чем мне, но
там, где я бунтовал до последнего вздоха, Реза тактично управлял ситуацией.
- Думаешь, он мог убежать? В смысле, я слышала, как эта пушка стреляет.
Наверное, вся округа узнала, что кто-то стрелял. Мог он, услышав это, убежать? -
спросила Ливви.
Прозвучит невероятно глупо, но... это гребаная мысль даже не приходила мне в
голову! Правда, не приходила. Я был вне себя. По сей день, когда бы я ни вспоминал
момент своего первого убийства, я не слышал ни одного постороннего звука, кроме
биения своего сердца, и пронзительного шумного потока адреналина в своих венах. Я
помнил тяжесть револьвера. Помнил выражение отвращения на лице Нарви. Я помнил,
как закрыл глаза, и нажал на курок. Помнил, что до того, как рухнуть на пол, в мое
лицо брызнуло что-то мокрое. Я помнил тишину. Присев, я ничего не слышал, но
112
неотрывно смотрел в холодные, пустые глаза своего мучителя. Помнил, как подумал,
что душа, должно быть, существует. Что-то удерживало Нарви живым, а потом оно
исчезло, оставив лишь мясо, кровь и груду костей. Я помнил острое чувство злости и
печали оттого, что оказался недостаточно храбрым, чтобы держать глаза открытыми.
Помнил, как подумал:
- Я... не знаю, мог ли Реза убежать. Думаю, это возможно, - произнес я в
состоянии полного потрясения. - Рафик сказал, что сжег здание вместе с телом Нарви.
Наверное... я не хотел задавать слишком много вопросов.
- Почему?
Ливви положила свою ручку поверх моей.
- Я не был уверен, понравится ли это Рафику, - просто ответил я.
- Поразмыслив, что если он смог сжечь здание, полное людей, и спокойно заявить
об этом за завтраком, я решил не попадать к нему в немилость.
- Сколько тебе было?
- Придется иметь дело с математикой. Когда там мой день рождения?
- Джеймс. А серьезно?
Я рассмеялся.
- Дай мне передохнуть. Прежде, мне никогда не приходилось об этом
вспоминать.
- Тебе двадцать семь.
Она немного грустно улыбнулась. Я подумал пару мгновений.
- Думаю, мне было... двенадцать, может, тринадцать?
Откинувшись на стуле, Ливви уставилась на меня.
- Господи Иисусе.
Она покачала головой, и утерла слезу.
- Я в порядке, зверушка. По крайней мере... я так думаю.