Untitled.FR11.rtf5

Я не знал, что ответить на это предложение, и, чтобы окончательно убедить меня в бесспорной — я и не отрицал этого! — привлекательности сержантского звания, Абрам Григорьевич увлек меня в свою комнату и показал шинель и мун­дир, которые я буду носить, если соглашусь стать сержантом.

Шинель мне очень понравилась.

— Это все выдадут мне? — спросил я.

— Разумеется! — обрадовался Абрам Григорьевич. — Вам только надо, мо­лодой человек, внести две тысячи рублей, и вы будете иметь полный комплект сержантского обмундирования.

— Нет. — вынужден был отказаться я от военной карьеры. — К сожалению, у меня нет таких денег.

— Зачем вы говорите так, молодой человек! — закричал Абрам Григорье­вич. — Вы вначале пощупайте материю! Пощупайте и вы увидите сами, что я отдаю вам эти вещи за полцены...

Через полчаса, когда я сидел у себя в комнате, погруженный в размышления — неужели командиром решено назначить Ш-С.? — Абрам Григорьевич снова пос­тучал ко мне и сказал, что ради нашей дружбы он готов отдать комплект сержант­ской одежды за тысячу. Он сморщился, как будто его ударили, когда я снова был вынужден отказаться.

Опять видел Векшина.

Под наблюдением черно-петухового казака Гриши и Поляковой Векшин мыл пол в коридоре .

Коридор у нас длинный, и Векшин с тряпкой и ведром, стоя на коленях, мед­ленно передвигался вперед, а Полякова курила какую-то черную сигаретку и, слушая черно-петухового Гришу, внимательно следила, чтобы Векшин мыл пол аккуратно.

— Вернись назад! — сказала она. — У тебя здесь не вытерто.

— Да мыл я там... — обернувшись, угрюмо сказал Векшин.

— А я говорю, что сухо! — сказала Полякова и притопнула высоким сапогом, плотно облегавшим ее красивую ногу.

— Мыл я там! — упрямо повторил Векшин.

Полякова посмотрела на черно-петухового казака своими зелеными глазами, и тот расплылся в улыбке, а потом нахмурился.

— А ну, вертайся назад! — сказал он, переложив из руки в руку плеть. — Не слышишь, что дама говорит?

Векшин повернулся и, не вставая с коленей, переполз к тому месту, на которое носком сапога указывала Полякова.

Ползая возле ее ног, тщательно протер тряпкой пол.

— Теперь чисто? — спросил он, поднимая голову.

— Теперь ничего. — сверху улыбнулась ему Полякова. — Чего ты спорил, не понимаю. Когда ты стараешься, Векшин, у тебя хорошо получается. Тебе надо было сразу с тряпкой подружиться, а ты в депутаты пошел.

Черно-петуховый казак захохотал, а Полякова, стряхнув пепел на пол, покачи­вая бедрами, направилась в свою комнату.

Стоя на коленях с тряпкой в руках, Векшин как-то странно смотрел ей вслед.

— Пепел-то подбери! — сказал ему казак. — Ты чего? Не знаешь, что порядок должен быть? А ну работать...

И как-то очень ловко, будто играючи, он вытянул Векшина плетью по спине.

Рудольф дернулся весь, но не вскрикнул, быстро-быстро начал тереть тряп­кой пол.

На меня эта сцена произвела двойственное впечатление.

С одной стороны, я не знаю, не является ли нарушением прав человека подоб­ное обращение с заключенным, а с другой — радостно, что Векшина привлекают к общественно-полезному труду.

Во-первых, время заключения пройдет для него быстрее, а во-вторых, Векшин, безусловно, физически окрепнет в результате, и к вылету будет находиться в хоро­шем состоянии (физически).

И все-таки меня очень беспокоит Векшин. Он вообще в последнее время стал каким-то молчаливым и даже отчасти запуганным.

Не понимаю, почему он сердится на меня? Ведь я же не требую, чтобы он вер­нул мне долг.

Смотрел сегодня с Екатериной Тихоновной Федорчуковой телевизор, выпуск «600 секунд».

Снова видел жену Собчака, госпожу Нарусову.

Невзоров, наверное, влюбился в нее и показывает ее теперь в каждом выпуске. Только называет почему-то дамой в тюрбане.

Вообще-то все это очень странно. Ш-С. говорил, что Собчак тоже оборотень.

Собирался поехать к Ш-С., но события, разворачивающиеся у нас в квартире, не позволили мне осуществить поездку.

Поразительная новость...

Оказывается, сегодня ночью майор Лупилин пытался совершить переворот.

Для этого он вступил в преступный сговор с заключенным Векшиным и от­крыл дверь его камеры, а главное, невзирая на строжайшее запрещение Комитета, выпустил Рудольфа из квартиры.

Побег не удался только благодаря мудрой предусмотрительности полковни­ка — сегодня его повысили в воинском звании! — Федорчукова. Оказывается, казаки уже давно отбирают у Векшина одежду после завершения им обществен­но-полезных работ. Голый Векшин, выбежав на лестничную площадку, принялся звонить во все квартиры, выкрикивая, что он — депутат, и требуя предоставить ему политическое убежище.

Шум разбудил казака Гришу, дежурившего по квартире, тот доложил полковни­ку Федорчукову об инциденте, и Федорчуков затолкал Векшина обратно в чулан.

Соседям он объяснил, что это его племянник, бежавший из Кишинева и повре­дившийся в уме... Он считает себя иногда депутатом, а иногда президентом.