Повозка Вадоцкого стояла во дворе. Мы уселись на нее. Мишенька сел рядом с возчиком, а мы с майором и Жигой Мольнаром — на доске, положенной поперек повозки.
Ирен тоже отправилась с нами, хотя майор передал Мольнару, чтобы она этого не делала. Но она настаивала на своем.
Майор даже повысил голос на девушку, на что она только громче запротестовала.
— Хорошо, — наконец махнул рукой майор.
Ирен, сунув в карман пистолет, села позади старого Келемена.
Из полицейских мы взяли Йошку Козму, Пишту Тота, Габора Шуйома и Бубика, который ради этого прервал свой обед.
Дорога на хутор была скверная: на каждом шагу ямы и ухабины. Сильно трясло. Скрутить цигарку было почти невозможно: табак моментально высыпался на дно повозки.
Я спросил майора, что он лично думает о случившемся.
— Не знаю, — ответил он, пожимая плечами. — Приедем — увидим.
Весь хутор Рушки состоял из нескольких хозяйственных построек и длинного, крытого тростником дома для работников, в котором жили четыре семьи, хотя кухонь было всего две, то есть одна на две семьи.
В крайней комнате проживала семья Ланди, жену которого, как оказалось, и застрелили.
Завидев нас, сбежались все обитатели хутора, встревоженные, дрожащие от страха. Детишки испуганно жались к матерям, крепко ухватившись за их юбки.
Детей Ланди взяли к себе соседи Палинкаши.
В угловой комнате на столе, уже обмытая и одетая, лежала жена Ланди. На вид ей было не более тридцати пяти лет. Черные волосы венком обрамляли белое лицо, лишь слегка тронутое трупной желтизной. Ничего нельзя было прочесть на этом лице: ни страха, ни борьбы, ни боли. Чувствовалось, что смерть наступила мгновенно. Сам Ланди сидел на краешке кровати. Мельком взглянув на нас, он отвернулся и снова уставился на стол, на котором лежала его жена.
Вслед за нами в комнату набились обитатели хуторка. Майор Головкин подал мне знак, чтобы я начал их опрашивать.
Сначала я задал вопрос Ланди, но тот от горя почти ничего не соображал, да и знал он не так уж много. Он находился в хлеве, когда услышал чей-то разговор. Выйдя оттуда, он увидел, как один из троих солдат, что стояли у свинарника, выстрелил в его жену. Она умерла сразу же: пуля попала в сердце.
Остальные хуторяне рассказали все более подробно. Рано утром из леса вышли три солдата в советской форме. Один из них, краснолицый, с заросшими щетиной щеками, немного говорил по-венгерски. Он-то и сказал, что им нужны продукты. Хуторяне дали им кое-что из продуктов. Жена Палинкаша вынесла полбуханки хлеба и довольно большой кусок сала, старуха Тимнакне — мешок картошки, жена Ланди — кусок копченой грудинки. Однако солдатам этого показалось мало, они начали требовать еще, а затем просто-напросто начали грабить. Старуху Тимнакне они даже отколотили, у бедняжки до сих пор страшно болит поясница.
Ворвавшись в кухню к Палинкашне, они забрали муку, а что не могли унести с собой, рассыпали по комнате. У жены Ланди они хотели забрать поросенка, но она ни за что не хотела его отдавать. Слово за слово, женщина упорно сопротивлялась, и тогда краснолицый выстрелил в нее из автомата.
Хуторяне так перепугались, что ни один из них даже пошевелиться не смел. И только когда солдаты скрылись в лесочке, они подбежали к упавшей женщине.
Я попросил хуторян подробно описать мне каждого из солдат. Однако они рассказывали больше о второстепенных мелочах, чем о внешности солдат.
Майор вышел из комнаты, я — за ним. Головкин же пошел к хлеву, около которого была убита женщина. Обойдя лужицу крови, он поднял с земли несколько стреляных гильз и протянул их мне со словами:
— Посмотрите внимательно! Это гильзы от немецкого автомата… Значит, солдаты были вооружены немецкими автоматами.
— Но тогда почему они были в советской военной форме?
Головкин задумчиво перекатывал на ладони стреляные гильзы.
— А разве ты никогда не слышал о диверсантах? — спросил он меня после недолгого раздумья. — Я полагаю, что это были именно они. Дело в том, что нацисты формируют свои диверсионные отряды из разного отребья, часто переодевая его в форму противника, а затем со шпионскими и диверсионными целями забрасывают их на территорию, занятую нашими войсками. Действуют они, как правило, мелкими группами в ближнем тылу противника, стараясь посеять панику среди местного населения, поджигают дома, убивают. Их даже снабжают фальшивыми документами.
Майор подал мне одну гильзу, сказав:
— Возьми ее как вещественное доказательство. А чтобы эти мерзавцы больше не навлекали подозрения на советских солдат, мы обязательно должны поймать их. От нас они не уйдут! Мы их во что бы то ни стало поймаем! Я сейчас вернусь в село и по телефону извещу о случившемся все советские комендатуры и русские части, а потом снова вернусь сюда.
Майор протянул мне руку и сказал:
— Будьте очень осторожны, начальник. И до тех пор пока мы их не поймаем, ничем другим не занимайтесь, понятно? Миша останется с вами.
Я сразу же созвал всех хуторян и, показав им немецкую гильзу, вынул патрон из своего автомата.