Унтер-офицер и другие

Яни тихо перечислил, что нам нужно. Старик что-то пробормотал и так же незаметно, как появился, скрылся в темноте.

— Ну, что делать будем? — спрашиваю я.

— Пошли за Пиштой Тотом, — решительно говорит Козма.

— А если он и ходить-то не может?

— Все равно. Раз уж мы здесь, то должны ему помочь.

— Пошли прямо по центральной улице! — бросил нам Бубик и зашагал первым.

Прогулка будет небезопасной, но Бубик прав. Пишта живет в доме у мясника, в задней комнатке, а дом стоит на центральной улице. Можно, конечно, попасть к нему и огородами, но для этого придется сделать громадный крюк.

Мы уже не идем, а бежим.

Бубик осторожничает: двигается не по дороге, а по обочине. Хорошо еще, что мы ни с кем не сталкиваемся. На нашем пути попадается несколько небольших мостиков, через которые нужно пробежать.

В крышу одного из домов попадает автоматная очередь, и осколки черепицы разлетаются по сторонам. Порыв ветра швыряет нам в лицо снег.

У здания управы гудят моторы автомашин, оттуда доносится ржание лошадей, слышатся обрывки команд.

Стрельба слышна теперь в другом направлении, со стороны кладбища.

Что все это значит? Быть может, именно сегодня русские прорвали линию фронта? Нам нужно спешить, чтобы не попасть меж двух огней.

— Быстрее! — торопит нас Бубик.

Через ворота мы врываемся во двор мясника. Через секунду Бубик уже стучит в окошко задней комнаты и зовет:

— Пишта! Пишта Тот!

Но ему никто не отвечает. Наконец из соседнего окна слышится голос мясника:

— Кто там?

Хитрый мясник носа не показывает, спрашивает через стекло.

— Нам нужен Пишта.

— Нет его дома.

— Не может этого быть! Его же отпустили!

— Но домой он не пришел. А кто его ищет?

Черт возьми! Выходит, мы напрасно сюда пришли.

— Не любопытствуй, без нужды, а то скоро состаришься! — довольно грубо кричит мяснику Фекете.

Мы бегом бросаемся на улицу, которая пока еще свободна. Едва мы свернули с улицы в переулок, как Бубик вдруг остановился:

— Сюда нельзя. Обратно!

С противоположного конца переулка слышна стрельба. Кто-то шарит лучом фонарика по дороге, но потом фонарик гаснет.

Прислушавшись, я понял, что в бой вмешалась и артиллерия, которая бьет с трех направлений: от Домохазы, Рожамайора и Кешерюкута. Значит, кольцо окружения замыкается… На ум мне пришли слова Келлера, когда он говорил, что русские не сегодня-завтра попадут в клещи. Клещи действительно есть, только попали в них не русские, а гитлеровцы.

Артиллерия ведет огонь по долине, в которой творится что-то невообразимое.

Мы выбегаем на центральную улицу, которую уже не узнать: по ней снуют гитлеровские солдаты, нилашисты и местные жители. Хорошо, что ночь темная и на нас пока не обращают внимания. Все заняты своим делом. Однако передвигаться по улице почти невозможно.

— Попытаемся пролезть через сад Вадоцкого и выйти на улицу Йожефа, — запыхавшись, говорит Бубик, — а оттуда уже нетрудно будет попасть на шоссе…

Вариант довольно неплохой.

Мы залезаем во двор Вадоцкого, работающего в управе возчиком. Во дворе ржут лошади и бегают какие-то люди. Однако поворачивать обратно уже поздно, тем более что Бубик на кого-то натолкнулся. Его крепко выругали, а затем спросили:

— А кто ты такой?!

Милосердный боже! Да это же сам Реше, которому нужна подвода.

— Назад, на главную улицу, — шепчу я Фекете, — а то влипнем сейчас…

Но уже поздно.

— Стой! Кто там?! Стрелять буду! — гремит голос Реше.

В руках у Реше карманный фонарик, свет которого он направляет в лицо Бубика.

Старый Вадоцкий, сообразив, что это не к добру, пятится, держа сбрую в руках, к конюшие, возле которой видны две человеческие фигуры.

Гремит выстрел. Бубик бросается на нилашиста, и фонарь в руке того прыгает из стороны в сторону.

— Не стреляй! — рычит Реше. — В меня попадешь, скотина!

Фекете стреляет четыре раза подряд, и фигуры прячутся за конюшню.

Бубик одной рукой крепко схватил Реше, из другой он не выпускает винтовки. И тут откуда-то из темноты прямо ему на спину бросается человек. С двоими Бубику, конечно, не справиться.

В этот момент свет фонаря падает на грудь Реше. И я нажимаю на спусковой крючок… Передергиваю затвор и еще раз стреляю, не отдавая себе отчета в том, что винтовка-то у меня однозарядная.

Нилашист роняет фонарик из рук, и, полуобернувшись ко мне, медленно оседает на землю.

Второго нападающего Бубик без особого труда сбрасывает со своей спины и с силой бьет прикладом.

Третий нилашист пускается наутек.

Мы все вместе бросаемся бежать по направлению к улице Йожефа и слышим за своей спиной крик возчика, который, сообразив, что опасность уже миновала, начинает кричать, не выходя из конюшни: авось его кто-нибудь да услышит.

Вдогонку нам раздается несколько винтовочных выстрелов. Видимо, стреляет третий нилашист.

Козма на миг останавливается и палит наугад из пистолета.

Еще минута — и мы уже на улице, по которой сломя голову бегут какие-то люди, лошади тянут пушки, телеги, зарядные передки.

— Назад! Куда бежите, свиньи? Стойте! К бою! — по-венгерски кричит кто-то хриплым голосом, пытаясь остановить бегущих солдат. Раздаются крики и по-немецки. Кричат, насколько я понимаю, примерно то же самое.