И хотя мы не выбирали Фекете нашим командиром, чувствуя себя равными, в душе мы, разумеется, понимали, что среди нас четверых Фекете был самым образованным и умным. Мы понимали, что с нами он пошел совсем не потому, что у него просрочено отпускное свидетельство: спрятаться он мог и один, и притом в более безопасном месте.
Наконец Бубик вздохнул и, отвернувшись, опустился на ступеньку лестницы.
Фекете тоже сел. Повернувшись к Козме, он попросил его подробно рассказать обо всем, что ему известно.
— Известно мне не так уж и много, — начал свой рассказ Йошка. — Утром Реше вместе с двумя гитлеровцами пошел обходить дома. Их интересовали не столько дома, сколько коровники и хлева. Входя во двор, они направлялись прямо в хлев. Таким образом они забрали штук тридцать коров, согнали их во двор правления, сказали, что скот пойдет на бойню, а мясо нужно армии. Телок твоего брата тоже попал к ним в руки… С этого все и началось… Мишка, как мне позже рассказывали — я-то сам там не был, — взорвался, начал ругаться с ним. Реше толкнул его в грудь, а Мишка бросился на него. Вот и все…
— А что потом?
— Потом его увели.
— Куда?
— К нилашистам в дом управляющего. Увели не только его, но и еще двоих. Келемена… И, кажется, Балинта Хорвата.
— Ну а дальше? Что они там с ними сделали?
— Этого я не знаю, — покачал головой Йошка. — Слышал, что их пока заперли в дровяном сарае — кирпичный такой домик… Нилашисты превратили его в камеру. Охраняют этот сарай один гитлеровец и один нилашист. Пирингер болтал на улице, что завтра над арестованными якобы будет суд.
— Суд? Так, выходит, они их судить собираются?! Это совсем плохо, добром такое судилище кончиться никак не может!
Бубик не сдержался и выругался.
— Судить только за то, что люди защищали себя и свое добро?! Да эти негодяи сами не имели права забирать чужое добро!
Я встал и вышел, чтобы посмотреть, что делается вокруг нашего убежища.
По небу ползли густые темные облака. Они вот-вот могли разразиться снегом, который покроет белым покрывалом всю землю. И лишь на западе синий краешек неба был окрашен закатом… Кругом стояла тишина. Со стороны шоссе доносился приглушенный скрип телег, шум машин.
Я невольно подумал о завтрашней комедии импровизированного суда, который и длиться-то долго не будет. Для вынесения смертного приговора довольно пяти минут, а то и меньше.
А если не допустить этой расправы? Нас как-никак четверо. Нужно только время для подготовки, много времени. А для освобождения и пяти минут хватит.
Вот и кузнец Даниэль сказал, что в окрестностях еще не перевелись смелые люди…
Прислушавшись к голосам, я услышал, как Йошка Козма сказал:
— Лучше всего, конечно, если бы события на фронте сейчас активизировались. Для нас это самое важное.
— Что верно, то верно, — согласился с ним учитель. — Канонада обычно начинается часов в восемь.
«Но тогда будет уже поздно, — подумал я. — Разумеется, будет поздно. Так можем ли мы, четверо вооруженных людей, допустить, чтобы за несколько часов до освобождения гитлеровцы и нилашисты расстреляли трех наших односельчан? Кузнец Даниэль сказал, что есть еще смелые люди. Да, есть!»
— Возможно, вот-вот выпадет снег, — сообщил я, вернувшись в подвал.
Бубик посмотрел на меня сощуренными холодными глазами. Видимо, он уже успокоился.
— Снег — это хорошо, — хрипло проговорил он. — По крайней мере не будет слышно шагов…
Весь вечер мы разрабатывали план действий. Придумывали один вариант, отказывались от него, принимались за другой. В каждом нам не нравилось то одно, то другое, тем более что все они казались нам слишком рискованными.
Странное существо человек с его безграничной фантазией! Вот мы сидим в подвале, в довольно безопасном месте, и строим различные планы. Бубик пристроился как раз напротив меня. И вдруг мне кажется, что вместо его худого лица я вижу перед собой рожу в нацистской фуражке. На меня уставилась наглая физиономия с хитровато прищуренным левым глазом и неестественно расширенным правым. Вот гитлеровец поднимает свой карабин и целится мне прямо в лоб.
«Ну и глупости же приходят мне в голову», — мысленно одергиваю я себя, но в тот же миг, словно из тумана, перед моими глазами встает другое видение. Вроде бы я иду по густой грязи, в которой вязнут ноги. Потом я падаю и вижу над собой широкий штык-тесак. Вот он поднимается, а затем молниеносно опускается и колет меня…
Я хватаюсь рукой за лоб. Он весь покрыт крупными каплями пота.
«Черт бы побрал мое дурацкое воображение!» — мысленно кляну я самого себя.
В конце концов Бубику приходит в голову идея добраться до дровяного сарая через сад Пинтера, дом которого стоит по соседству с усадьбой управляющего. Более того, в заборе, который их разделяет, даже имеется небольшая калиточка, через которую жена Пинтера ходит к управляющему стирать и гладить белье.
Это самое лучшее, до чего мы могли додуматься.
В начале седьмого со стороны фронта доносятся первые одиночные выстрелы.
Пора и нам собираться. Фекете берет винтовку, кладет себе в правый карман пистолет. Бубик запирает погреб на замок, и мы трогаемся в путь.