— Что же, я этого негодяя дальше одного пустить должен?
— Это как раз неважно. У дезертира не останется времени ни о чем рассказать.
Шухайда обрадованно улыбнулся и подумал о том, что разведчики, видать, народ боевой, раз так говорят.
— С разрешения господина прапорщика, — продолжал Мольнар, не спуская глаз с Галфи, чтобы тот вновь не запротестовал, — могу сказать вам, что штурмовой отряд еще не прибыл сюда.
— Ага, но они уже заняли замок, да?
— Точно. С нашей, так сказать, помощью. А мы, господин унтер, полковые разведчики.
— Полковые? Извините, военная тайна есть военная тайна, но вот уж никогда бы не подумал, что вы полковые разведчики!
— Вы нас правильно поняли, господин старший унтер-офицер. Штурмовая группа нашего полка как раз двигается сюда. Командует ею подполковник Сомолани.
— Очень хорошо. Тогда все в порядке.
— Разумеется. Я так полагаю, что группа прибудет сюда часов в девятнадцать-двадцать, так как господин подполковник приказал подготовить помещения к девятнадцати часам.
Минутная радость на лице Шухайды сменилась озабоченностью.
— Тогда покорнейше разрешите доложить, что у меня ничего не получится…
Прапорщик нетерпеливым жестом разрешил унтеру продолжать говорить.
— Не извольте сердиться, что я доставляю вам столько хлопот, но ведь мне еще надо вернуться в Эльвирапусту.
— Можете возвращаться.
— Понимаю, господин прапорщик, но, если штурмовая группа прибудет сюда только в восемь вечера, когда же я вернусь в часть? Темнеет сейчас рано, я ведь и заблудиться могу.
— Этого я не могу решить, — сказал Мольнар, взглядом подбадривая Шухайду. — Этот вопрос может решить только господин прапорщик.
Старший унтер-офицер опять вытянулся:
— Господин прапорщик, покорнейше прошу вас, примите у меня этого Сийярто…
— Да как вам только в голову могло прийти? А кто его у меня охранять будет? У меня нет для этого солдат.
— Не извольте сердиться…
— Я не сержусь, но сделать этого не могу.
Галфи сейчас не играл. Он действительно не хотел, чтобы арестованного оставили здесь.
— Прошу прощения, — вступил в разговор Мольнар, — а если запереть его в какую-нибудь комнату и кто-нибудь из солдат будет приглядывать за ним? Ведь речь-то идет всего о нескольких часах.
— Все равно это противоречит уставу!
— Так точно, противоречит, — вздохнул Шухайда, — хотя и не очень сильно. Но вы представьте себе, каково мне будет ночью по незнакомой дороге возвращаться в часть! До передовой рукой подать, так что по ошибке и к русским попасть можно.
Мольнар протянул руку и спросил:
— Где сопроводительные документы?
Шухайда быстро вытащил из-за обшлага рукава шинели какую-то бумагу:
— Прошу вас, господин прапорщик. Извольте расписаться вот тут, в самом низу.
Галфи кивнул, сообразив, что другое решение все равно придумать трудно.
— В общем, я не возражаю, — милостиво произнес он.
И тут оказалось, что расписаться-то нечем. У прапорщика не были ни ручки, ни карандаша, а унтер-офицер Мольнар забыл свою самописку, когда подписывал бумаги совсем в другом помещении. Правда, в сундучке у него находилось десятка три новеньких, еще даже не заточенных карандашей, но ему было неудобно доставать их при всех.
— Есть у вас карандаш? — спросил прапорщик Шухайду, который тут же начал рыться у себя в карманах.
— Докладываю, — растерянно промямлил он, — был где-то огрызок.
В конце концов выручил их сам арестованный.
— И зачем тебе карандаш, подонок? — набросился на беднягу Шухайда, недовольный, что у Сийярто оказалось то, чего не было у него самого. — Все равно тебе больше ничего писать не удастся, уж мы об этом позаботимся.
Галфи быстро подписал документ.
— Ты еврей? — спросил он Сийярто.
— Хуже того, — вместо арестованного ответил старший унтер-офицер. — Политический он. Я могу идти, господин прапорщик?
Галфи кивнул. Шухайда ушел, надеясь попасть к своим еще засветло. Арестованный остался в замке. Прапорщик задумался, размышляя о том, что за человек этот арестованный, а унтер Мольнар ломал голову над тем, как бы им поскорее избавиться от него.
— Ну и что нам теперь делать с тобой? — беспомощно развел руками прапорщик, обращаясь к Сийярто.