Унтер-офицер и другие

— А как же иначе? Я даже не знаю, какой язык преподавал, кому, какой получал оклад и… Не знаю, делал ли я это по своей охоте или же по обязанности, хорошо ли мне было в семье у господина барона или плохо… Куда так спешить?

— А как же не спешить, если не сейчас, то через час сюда могут нагрянуть советские солдаты?

— По-моему, когда они сюда придут, здесь будет очень шумно, а сейчас кругом тишина. Альберт, скажи ему… какие языки изучали у барона?

— Французский и английский.

— И все было в порядке?

— Разумеется. Языки учили только дети, так как сам барон и госпожа баронесса превосходно говорили на обоих этих языках.

— Ага, понял. Прекрасно. Значит, с ними я лишь вел беседы. А о чем?

Мольнар расстегнул на груди френч. В комнате стало душно.

— Это так важно? — спросил он.

— А как же? Очень даже важно. Я должен как следует войти в свою роль. Если меня спросят, кем я был, чем занимался, я должен отвечать без запинки. Значит… Ах, да… Так о чем же я беседовал с бароном и его супругой?

— Весьма сожалею, господин, но на этот вопрос я не смогу дать вам удовлетворительный ответ. Я лично по-иностранному знаю лишь названия блюд и напитков. Понимаю также, когда гости барона просят у меня сигару или же интересуются, как им пройти в туалет.

— Ну ладно, Альберт. Тогда я сам придумаю темы наших разговоров. О чем же, собственно, мы могли говорить? Ну, например, о погоде… Это само собой… Затем о парке, о природе. Об охоте, о книгах, об искусстве. Скажи-ка, Альберт, а есть ли в замке библиотека?

— Да, на первом этаже, рядом с большим салоном.

— Хорошо, я туда попозже загляну. А дети барона, какие они из себя? Опиши-ка мне их.

— Слушаюсь, господин. Молодой барон, его светлость Фридеш, совсем недавно отпраздновал свое двадцатилетие. Он превосходно учился, но из-за болезни пропустил в гимназии два года и потому получил аттестат зрелости лишь в этом году… Он высокого роста, немного сутуловат, с приятными чертами лица. В общем, добропорядочный молодой человек. По-французски говорил бегло и довольно сносно — по-английски. Однако, несмотря на молодость, он болел желудком и потому постоянно потреблял зельтерскую воду, от которой, прошу извинить, у него всегда пучило живот. Находясь в обществе, он, разумеется, сдерживался, но стоило только оказаться ему в коридоре, как он очень громко выпускал из себя воздух, будто дверью хлопал. Я, разумеется, не осмеливался делать замечаний молодому барону, но до сих пор не могу понять, как в таком худом теле вмещалось столько испорченного воздуха. Дядюшке Винце, одному из наших дворников, то и дело приходилось ходить по всем коридорам и брызгать пол душистой туалетной водой.

Прапорщик недовольно сморщил нос.

— После такого объяснения мне не очень-то хочется заниматься с молодым бароном. Ну, а что собой представляет молодая баронесса? Я уж боюсь, что и ею мне вряд ли придется похвастаться.

— Ошибаетесь, господин! Не извольте беспокоиться! Общество молодой баронессы восполнит вам все. Вы, если позволите и мне включиться в вашу игру, при баронессе вы и не шевелились вовсе. И если бы она сейчас оказалась здесь, то…

— Ясно, что ты имеешь в виду. Продолжай.

— Баронессе Ирме исполнилось восемнадцать лет. И Ирма и Фридеш оба родились осенью. Баронесса — редкая красавица, ну прямо-таки Диана, настоящая Венера. Можете поверить на слово, я нисколько не преувеличиваю. Если, например, взять десять тысяч девушек, то, смело вам могу сказать, вряд ли среди них хоть одна-единственная сможет так пройти, как молодая баронесса. Все так красиво, так тонко, безо всякой грубости или чего-нибудь подобного. Волосы у нее блестящие, светлые, кожа белая, как алебастр. Короче говоря, она обладает всеми прелестями, какими можно обладать в восемнадцать лет. Прошу извинить за подробности: у нее все при ней и спереди, и сзади. Когда она перед прогулкой на лошади надевает бриджи, у нее особенно аппетитный вид сзади, а когда садится на лошадь — смотреть на нее одно удовольствие… Пардон, господин прапорщик! Спереди же она лучше выглядит в вечернем платье, и я готов чем угодно поклясться, что такой фигурки, как у нее… простите, я никак не подберу нужного выражения… Короче говоря, таких ножек я ни у кого больше не видел, хотя за свою службу мне приходилось видеть множество женщин с очень красивыми ногами.

Слушая рассказ Альберта, Галфи заметно оживился. Глаза его возбужденно засверкали. Он весь превратился в слух. Оба солдата слушали привратника с широко раскрытым ртом.

Альберт тяжело дышал, будто пробежал стометровку, — так на него подействовало то внимание, с каким все его слушали.

«Какое странное существо — человек! — подумал про себя унтер. — Можно сказать, даже на пороге ада ему хочется играть какую-то роль. Мне же при этом нужно оставаться самым трезвым и разумным».

Стоило только прапорщику согласиться быть учителем словесности и мысленно проводить время с молодой баронессой, как и остальным сразу же захотелось играть какую-нибудь роль, и как можно поскорее.