Унтер-офицер и другие

Инженер сидел у противоположного конца стола. Он встал и пошел к председателю. Люди хлопали в ладоши в такт его шагам. Председатель улыбался инженеру, но вдруг лицо его нахмурилось. Он словно окаменел, держа перед собой бутыль, как щит, закрываясь ею от какой-то ему одному известной опасности. Неожиданно им овладело чувство растерянности, беспомощности. Его охватило такое чувство, будто из его жизни вычеркнули последние двадцать с лишним лет и какая-то неумолимая сила отбросила его в далекое прошлое, когда он молодым парнем стоял в роли просителя у парадного крыльца помещичьего замка…

Никакого сомнения быть не может — инженера зовут Силаши. Помещик, владелец шестисот хольдов земли Эрне Силаши. А он, Иштван Берта, конюх из ближайшего села, ухаживал за помещичьими лошадьми, пока его не выставили вон… Да, конечно… Господин помещик заметно постарел, похудел, но это он. Берта не может ошибиться. Поэтому инженер и пустился так смело, несмотря на темноту, по проселочной дороге, где его и подобрал председатель кооператива, предложив подвезти на своей бричке. Кому, как не бывшему помещику, хорошо знать свои бывшие земли… Так вот, оказывается, почему ему пришлись не по вкусу эти места. Просто он не хотел сюда ехать. Вернее, не смел. И почему же все-таки решился?

Люди громко хлопали, оглушая Берту, сбивая его с мыслей. Перед глазами у него все поплыло, белые стены ярко освещенного зала как бы расступились. Председателю казалось, что он стоит у парадного крыльца господского дома с колоннами, мнет в руках шапчонку, потупя взор. А перед ним, важно подбоченясь, в белых бриджах, белой рубашке, загорелый и сердитый, на ступеньках крыльца стоит Силаши и сыплет ругательствами…

Берта закрыл глаза и отдался воспоминаниям… Рядом к одному из деревьев парка привязан серый скакун, невольный участник преступления. Это на нем Берта сломя голову промчался по полям. Скакун дрожит, роняет на землю хлопья пены. Силаши спускается вниз по ступенькам и кричит:

— Тысячу раз тебе было сказано, негодяй! Ступай за расчетом в контору!.. Вон отсюда!..

Даже теперь, спустя столько лет, Берта чувствует на своей щеке ожог от оплеухи помещика.

«Если он подойдет ко мне еще раз, — думал он тогда с яростью, — я размозжу ему голову».

Берта открыл глаза и увидел, что инженер стоит в пяти шагах от него. Он тоже узнал Берту. Он смотрел на Берту, на котором был превосходно сшитый темно-синий костюм, белая рубашка, украшенная со вкусом подобранным модным галстуком. Мысленно помещик видел своего молодого конюха с не по-детски озабоченным лицом. Казалось, он даже видел выражение ярости и стыда, исказившее лицо конюха после того, как он поднял руку и ударил его по щеке…

Инженер на миг остановился, побледнел, лоб его покрылся испариной, уже протянутая для рукопожатия правая рука невольно опустилась, словно по ней ударили хлыстом.

«Еще три шага, — думал Берта. — Ну подойди же, подойди поближе…»

Инженер остановился. В душе он проклинал себя за то, что принял это приглашение, что вообще приехал сюда. Этот председатель здешнего кооператива, этот мужик в красивом костюме сейчас, чего доброго, набросится на него, отвесит и ему пощечину и тем самым поставит под удар все его будущее, которое он создавал с невероятным трудом.

Сквозь гром рукоплесканий Берта чувствовал, как скрипит у него в руках кожа, которой была обтянута бутыль.

— Это вам, товарищ инженер, за мост! — крикнул кто-то из присутствующих.

Председатель услышал слово «мост». Да, и мост, и дорога… За них он, председатель, должен поблагодарить инженера… А как же быть с бывшим конюхом?.. Это никого здесь не касается, до этого тут никому не должно быть дела… Невероятным усилием воли он взял себя в руки, разжал пальцы, судорожно сжимавшие горлышко бутыли, и отдал бутыль инженеру, избежав таким образом рукопожатия.

За ужином председатель постепенно успокоился. Бушевавшая в нем ярость утихла, он даже начал в душе укорять себя: «Ну чего разъерепенился? Стоит ли выдавать свои чувства? Ведь сейчас я стою выше его, я даю, а он берет… Как говорят, поворот колеса истории. А эту проклятую пощечину надо ему все же вернуть, но не в буквальном смысле слова, а более элегантно, символически».

Так думал Берта, а сам искоса посматривал на инженера. Тот сидел на противоположном конце стола. Лицо его казалось бледным пятном среди загорелых, раскрасневшихся лиц рабочих. Берта видел, как часто инженер пускал в ход носовой платок, вытирая пот.

«Потеешь! — мысленно заговорил с ним председатель. — Будь я на твоем месте, тоже потел бы…»

Инженер временами украдкой поглядывал на председателя. Он никак не мог понять, почему Берта не набросился на него, не ударил. Откуда в этом бывшем батраке такая непоколебимость, достоинство и спокойствие? Он ведь и глазом не моргнул, на лице не дрогнул ни один мускул: он стоял, как важный государственный деятель, привыкший принимать послов иностранных держав. Без тени смущения или неловкости он с достоинством протянул ему бутыль, словно это была вовсе и не бутыль, а какая-то высокая награда.