Унтер-офицер и другие

— Батрак тоже крестьянин!

— Да…

— Приходилось мне и мотыгой махать, и косой! — Мишкеи вдруг показалось, что разговор стал походить на ссору, и он махнул рукой: — Давно это было и прошло… Пять лет назад я окончил академию. Это мое третье место работы, а хотелось бы уже закрепиться.

— Родители живы?

— Нет.

— Женат?

Мишкеи нехотя ответил:

— Нет. Собирался жениться, не получилось. А потом все времени не было.

Мишкеи даже рассердился, что вопросы задает Пато, а не он, и тут же невольно вспомнил, как он в свое время хотел жениться. Вспомнил всех девиц, какие у него были, встречи с ними и переживания… В душе Мишкеи сознавал, что все его любовные истории можно считать всего лишь эпизодами. Правда, одну из них, бойкую светловолосую крестьянскую девушку, он любил по-настоящему и ради нее готов был на все. В ту пору было ему двадцать лет и он работал кучером у одного барина. Однако свадьбы не получилось, так как его призвали в армию. А когда он демобилизовался, девушка уже вышла замуж, не дождавшись его.

Обычная печальная история, но с нее началось все. С тех пор всех женщин, которые встречались ему на пути, он всегда сравнивал с той светловолосой девушкой, но все было, как говорят, не то… Так шли годы, а он по-прежнему искал в каждой женщине ту самую девушку, которой для него уже не существовало.

И вдруг Мишкеи ощутил прилив ненависти к Пато, у которого была такая красивая жена.

— Это тоже нехорошо, — проговорил Пато, выпятив губы.

— Что нехорошо?

— Холостяком жить.

— Вот как! А что еще нехорошо?

Пато пожал плечами и, медленно ступая, обошел чахлые кустики.

— А у меня вот жена есть, — вдруг сказал он с дрожью в голосе, — а детей нет…

— Нет? Почему?

Пато на это ничего не ответил, но сразу как-то сник и показался гораздо старше и очень уставшим, совсем не таким, каким был в конторе два дня назад. Однако Мишкеи не испытал к нему жалости. «Так и надо этому старику! — подумал он. — Зачем связался с девчонкой?..» И мысленно представил себе Мариш, будто она сейчас стояла прямо перед ним на обочине дороги. Руки сунула в карманы кофты, грудь ходит ходуном… Кровь ударила ему в голову. Эта женщина волновала его. Стоило Мишкеи вспомнить лицо Мариш, которое тогда, в конторе, на мгновение вдруг озарилось надеждой, как ему еще сильнее захотелось обладать ею.

«Нет, — промелькнуло у него в голове, — Мариш не виновата в том, что у них нет детей. Такая баба способна родить хоть десятерых, она вся создана для любви и материнства».

Когда они подошли к селу, Пато, протянув руку, сказал:

— Всего хорошего. После обеда я зайду в правление.

— Я буду вам нужен?

— Возможно… хотя у вас и без меня работы много.

Мишкеи отпустил руку Пато и заметил:

— Дел всегда хватает. Интересный вы человек, да и жена ваша тоже. Со временем познакомимся поближе.

Последняя фраза нечаянно сорвалась с его губ, и Мишкеи сразу же пожалел, что сказал это. Он готов был убить себя.

Приветливое лицо Пато сразу же сделалось подозрительным.

— Слишком молодая? — спросил он чуть ли не с ненавистью.

Мишкеи вспыхнул:

— Я этого не говорил! — Он почти выкрикнул эти слова. — Какое мне дело до того, сколько лет вашей жене? Я только сказал, что она интересная!

Пато ничего не ответил. Прищурив глаза, он напряженно смотрел прямо перед собой. Багровый шрам на его лбу побледнел.

— Никакая она не интересная, — пробормотал он и, не взглянув на собеседника, направился домой.

Мишкеи долго смотрел на его удалявшуюся фигуру. «Отобью я ее у тебя, — в порыве злости подумал он, — хоть на одну ночь, но отобью…»

С того разговора прошла целая неделя, но Мишкеи ни разу не посчастливилось остаться с Мариш вдвоем. Он ходил за ней, как тень, будто у него другого дела и не было. В обеденный перерыв женщины обычно собирались в кучку, и все старания Мишкеи улучить момент, чтобы поговорить с Мариш, заканчивались ничем. Ему лишь приходилось объяснять женщинам, как пропалывать кукурузу или свеклу.

От Мишкеи не ускользнуло, что Мариш похорошела. Вырвавшись из своего домашнего мирка и оказавшись среди таких же, как она, крестьянок, Мариш стала чаще улыбаться и шутить. Выражение печали исчезло с ее лица, и Мишкеи только диву давался, как быстро она ожила. Суровость и замкнутость сменились доброжелательностью и любопытством. «Ей хорошо с людьми, — думал Мишкеи, — девушки называют ее Маришкой, и ей это нравится…» Работала она ловко и так споро, что остальные едва поспевали за ней. А когда кто-нибудь из них, уставая, кричал ей: «Мариш, не спеши!», ее, как ребенка, охватывала гордость. Она победно и счастливо улыбалась, как человек, познавший сладость похвалы.

Как-то раз в конце одной из таких бесед с женщинами к ним заглянул председатель. Он внимательно выслушал Мишкеи, а потом, взяв его под руку, повел по дороге в село.