Теперь самонадеянный мудило, в слезах и соплях, выплёвывая проклятия и ругательства схватил телефон, и позвонив Ветке сорвал голос, применяя деепричастные обороты, «арго» и нецензурную брань.
Тем временем, родители, посчитав что ещё не всё потеряно, подослали материальную помощь в размере месячной зарплаты американского копа.
Это пришлось очень кстати, поскольку денег, тратящихся каждый день на коробки с пивом «Корона», сигареты по пять долларов за пачку и вкусные, но стоящие в животе колом, гамбургеры, практически не осталось
«Ведьма» с жесточайшим англо-русским акцентом была послана лесом через неделю бесплодных обещаний в содействии с работой.
Но ведь я жил в стране равных возможностей.
Как оказалось, тех, кто хочет заработать на тех, кто ищет возможности, особенно если эти «Те» говорят на русском языке, было на просторах страны «Мальборо» немерено.
Переехав совсем недалеко от обители американских маргиналов (которые не поверили, что мы с Олежкой ищем работу, и считали нас представителями Рашн мафии, милая Дженни на прощание даже приготовила мне блинчики с кленовым сиропом), я стал работать в одном захудалом отеле, хозяином которого был лысый как колено кубинец.
Тут то меня и угораздило вляпаться в самый настоящий служебный роман.
Женщина в последнем издыхании лета.
Пергидролевая блондинка с неплохо сохранившейся фигурой. Она была моим непосредственным боссом, вторым человеком в менеджменте отеля, и моей любовницей.
Особая пикантность ситуации была в том, что похожий на фантомаса хозяин отеля, связанный с кубинской криминальной диаспорой, не мог затянуть её в постель с самого начала её трудовой карьеры в качестве главного менеджера.
Когда она решила для экономии пригласить в нашу трехкомнатную квартирку (в Штатах это две комнаты и гостиная), парочку веселых гондурасцев, события стали напоминать дешёвый голливудский шлак.
Гондурасцы стучали на наши охи-вздохи по ночам своему лысому ангелу-хранителю, лысый «альфач» бесился от ревности, но не мог меня уволить, чтобы не показывать свою слабость и не злить свою недоступную мечту, я забивал хер на работу, моя MILF меня отмазывала, а по вечерам мы все вместе весело и задорно накачивались купленным за её деньги спиртным, потому что трезвый, особого желания с ней спать я не испытывал.
Полный трэш, мля.
В финале, получив шрам на горле, разрезанном твёрдой темнокожей рукой, пару сот долларов и ощущения от разбитого моим телом стеклянного столика, я перебрался в Огайо.
Владимир начинал понемногу понимать, что к чему в этом лучшем из миров.
«В Грузии — лучше. Там все по-другому. Больше денег, вина и геройства. Шире жесты и ближе ладонь к рукоятке ножа...
Женщины Грузии строги, пугливы, им вслед не шути. Всякий знает: баррикады пушистых ресниц — неприступны.
В Грузии климата нет. Есть лишь солнце и тень. Летом тени короче, зимою — длиннее, и все.
В Грузии — лучше. Там все по-другому...»
Так Сергей Довлатов написал о земле гордых мужчин и строгих женщин.
Мой новый друг Серго был достойным сыном своего прекрасного народа.
Мудрость неторопливых высказываний, лёгкая ирония, тёплая доброта.
А ещё у Серго была саркома мозга.
Он мог, закатив глаза упасть на пол, когда угодно, и где угодно.
Когда в неярком свете туалета, ты держишь на коленях голову своего друга, а сильное, мускулистое тело содрогается в припадке, тоска от того что ты не можешь ничем ему помочь пронзает твое сердце.
В одно июльское утро, когда пиво, смешанное пополам с водкой и джином, бегало по венам не хуже Усэйна Болта, я, взяв без спроса у Улугбека машину решил сгонять на Ниагарский водопад.
Серго оценил мою идею, но уточнил: «Паедэм вместе, я паведу».
Лёгкий холодок пробежал вдоль позвоночника. Перспектива врезаться на скорости семьдесят миль в час в отбойник на хайвее не казалась мне самым лучшим завершением молодой жизни.
Но просто посмотрев ему в глаза и все поняв без слов, я кивнул головой и бросил ему ключи: «Давай!»
Серго, в своей неподражаемой чёрной бандане щурился ласковому летнему солнышку и улыбался своим мыслям, а я незаметно подглядывал за ним и не мог представить, о чем может думать молодой, красивый парень которому возможно осталось жить считанные недели.
Моё первое свидание со смертью случилось в армии.
Два лучших друга. Сослуживца. В по-летнему тёплый, осенний день на разводе, когда практически весь полк заступал в наряд, а наша немногочисленная рота в караул, устроили глупое баловство с оружием и очень жестоко за это поплатились.
Стоя в курилке после произошедшего и беззвучно плача, я видел перед глазами картину: Выстрелы. Дикий, отчаянный крик Ваньки и тёмные отверстия на его шинели. Макс бледный как смерть, начкар вырывающий у него из рук автомат, и уже мёртвый Ваня, которого за руки и за ноги, бойцы, стоявшие на разводе бегом понесли в санчасть.
Сама нереальность ситуации сводила меня с ума.
Вот я стою с Ваней дневальным по роте, а он, расхаживая взад и вперед по «взлётке» подпевает звучному голосу Сережи Жукова, тихонько доносящегося из старого магнитофона «Беларусь».