Водка текла даже не рекой. Амазонка в весеннем разливе, будет подходящем названием для тех дней, когда на троих покупалось как минимум четыре бутылки водки. И их все равно не хватало.
Мы были братьями по граненому стакану. Гвардейцы, низложившие Ришелье и ставшие кардиналами. Вот кем были мы в своих ночных пьяных песнях, спетых хриплыми голосами по дороге домой.
Если мне раньше нравилось выпивать, то теперь с обескураживающей простотой я понял, что пьянка это я и есть.
Я жил от пятницы до пятницы.
Воскресенье тратилось на бурное обсуждение прожитых в умате вечеров.
Понедельник был вызовом.
И я ненавидел все это дерьмо.
Свою работу, свою загубленную жизнь, страх в глазах родителей, которые переживали, что мне могут заменить режим если я попаду в какую-нибудь передрягу, Вику, которая к тому времени кроме шмоток, денег и богатых знакомых не имела тем для обсуждений.
Я ненавидел мой рухнувший воздушный замок, кирпичи и черепица которого, лежали вперемешку с дубовым паркетом и кованой оградой. Я жил, завидовал и ненавидел всех тех, кто начал добиваться что-то в жизни.
Вообще зависть страшное чувство. Я живу в стране, где люди готовы завидовать всему: новой обновке, зарплате случайно повстречавшегося одноклассника, отредактированным до неузнаваемости фотографиям, выложенным в социальные сети, тем что ты похудел, или наоборот стал атлетически сложенным, мобильнику, дороже чем у твоего оппонента, красивым подруге или другу.
Первый вопрос, который задают тебе люди, с которыми ты виделся много лет назад: «Здорово! Где работаешь?»
И с напряжением в глазах ждут твоего ответа.
Если твоя новая должность или зарплата выбивают у них почву из-под ног, лица медленно стекают в маску за которой блестят искрящиеся от зависти глаза, если же твой ответ подкинул дровишек в костёр раздутого самомнения, то и лица становятся снисходительными, расслабленными как после секса и свысока глядя на тебя они произносят: «Нууу, тоже деньги».
А как же, возразит уважаемый читатель, ведь работа в наше время самое главное. Надо жить, надо кормить семью, детей. Только бездельники не работают.
«Наше время». Мне нравится это словосочетание. Можно подумать, что я разговариваю с потомком Дункана МакЛауда, который родившись в горах Шотландии, пронёсся через эпохи, как «Сапсан» проносится над открывшим от удивления ртом деревенским пастушком.
Можно подумать, что вы жили сто лет назад, и «то время», было намного легче, а двести лет назад, что-то как-то потяжелее было. С «пожрать» проблемы были.
Но больше всего мне нравятся комментаторы всевозможных форумов, предлагающих найти вторую работу жителям деревень и маленьких городских поселков. «Хватит ныть! Подымите жопу с дивана!» Так звучит ваше мотто, существа с разжижением головного мозга?
Вот и пробивается глубоко скрытая внутри зависть при взгляде на тех, кто уже с утра сидит в ряд на лавочке возле подъезда, и провожает просящими глазами спешащих на работу, чертыхающихся о забытой «ссобойке» бедолаг.
Как ответил один широко известный и очень уважаемый в Японии учитель Дзен на мой вопрос о том, как быть человеку, который не может зарабатывать достаточно средств для своей семьи:
«Но ты ведь можешь делать для них что-то другое. У тебя узкий взгляд на вещи. Каждый человек может что-то сделать для своей семьи.»
Аплодисменты, Роши!
Но жующие кусок мяса философы с профессионально-техническим образованием торжественно и бесповоротно заключают: «Что это за мужик, что не может штуку баксов в месяц заработать?»
Особенно в этом усердствуют недавно родившие домохозяйки, чей «настоящий бизнес» заключается в наращивании ногтей на дому или продаже дерьмовой косметики на букву «О», а основной источник семейного бюджета — это муж, теряющий здоровье в дальних рейсах, или на Российских стройках.
Деньги. Деньги стали новой религией для недопотребившихся жителей «братских народов».
Как и в любой религии, можно бережно дотрагиваясь до древних учений погружать каждодневными ритуалами свою душу в свет, а можно с непримиримым фанатизмом кричать что все, кто не следуют твоему пути отсталые невежды, не имеющее право на существование.
А любители «гранёного стакана», сидящие на корточках с самого утра, и есть те самые «неверные».
Мои мама и папа просто не были готовы к такому обороту событий.
Прекрасные человечки, выпивающие бутылочку «Кагора» только по большим праздникам и честно проработав всю жизнь на предприятиях города, с ужасом и бессилием наблюдали, как их «милая и красивая мордашка» превращается в персонажа с гравюр Доре.
Одним весенним утром, когда опохмелившись я не хотел идти на работу, мама в истерике упала на колени и в слезах заголосила: «Сынок! Иди на работу! Я тебя умоляю! Тебя посадят если ты не пойдёшь!»
А я смотрел на неё, и что-то сломалось во мне во второй раз.
Примерно через год, после пятидневного запоя, отлёживаясь на диване и втыкая в сомнительные приключения французских «Ямакаси», параллельно полируясь пивом, я вдруг с ясной уверенностью понял, что мне немедленно нужно повеситься.