На черном от камуфляжного крема лице американца появилась улыбка:
— Это не твоя вина, приятель. Мы просто очутились не там, где надо.
Мне подумалось, что его рука уже никогда не восстановится.
— Высокая цена за то, что оказался в неправильном месте. — Своей здоровой рукой он похлопал меня по плечу. — Превратности войны, приятель, превратности войны…
Он погрузился в вертолет и прежде, чем улететь, на прощанье показал нам большой палец. Мы вновь заняли свои блокирующие позиции. Хотя 2-я рота находилась уже в самом центре лагеря, интенсивного боя не было, слышались только спорадические выстрелы.
На самом деле операция «Молот» закончилась провалом, несмотря на то, что с технической стороны она была проведена превосходно. Несколько сотен боевиков, которые еще за два дня до десантирования находились в лагере, просто напросто ускользнули. Число уничтоженных террористов составило смехотворную цифру — всего 10 человек. Впоследствии, кое-кто из родезийцев опишет эту операцию не иначе как «Лажа за 6 миллионов долларов».
Наша командировка в Родезии подошла к концу. За пять месяцев мы практически полностью блокировали маршруты проникновения боевиков в южную часть этой страны, и тем самым спасли сотни фермеров. Потеряв двоих человек убитыми, мы при этом непосредственно в боестолкновениях уничтожили 154 террориста, и еще 25 были засчитаны убитыми по данным радиоперехвата. И всё это было проделано на одном из самых сложных театров военных действий в Африке. Мы пришли на «Русский фронт» и ушли оттуда почти в том же составе — нас сменил 5-й разведывательно-диверсионный отряд. Наши товарищи по оружию из родезийской САС — одни из лучших солдат, с которыми мне довелось служить — выразили нам свою благодарность, преподнеся каждому памятные настенные таблички с изображением эмблемы САС, считавшимися официальными наградами (к медалям нас представить не могли). Сейчас, когда я пишу эти строки, эта табличка висит над моим письменным столом.
По возвращении в Дурбан командование устроило нам торжественный приём, и кроме того, каждому предоставили трехнедельный отпуск. Во время него ко мне неожиданно нагрянул один из наших майоров, сообщивший, что сейчас происходит формирование нового подразделения спецназа, предназначенного для проведения морских операций, и оно нуждается в младших командирах. Интересует ли меня это предложение? Поначалу я насторожился, поскольку не являлся хорошим пловцом, но офицер зашел с козырей: новое подразделение будет задействовано в самых серьёзных и секретных операциях, куда более важных, чем всё, что до сих пор проводилось спецназом. Более он ничего не сообщил, но ему удалось заинтриговать меня настолько, что я дал свое согласие на перевод.
Четвертый разведывательно-диверсионный отряд предполагалось разместить в Капской провинции, в Салданья-Бей, рядом с Фреденбургом. Чтобы попасть в новое подразделение, я должен был перейти на служебной яхте под названием «Роза ветров» из Дурбана в наш новый пункт постоянной дислокации. Из порта мы вышли в спокойную, теплую ночь, но вскоре все поменялось — спустя восемь часов с момента нашего выхода, с кормы на нас обрушился шторм силой восемь баллов, и волны вокруг нас превратились в бурлящую массу гигантских пенящихся монстров, которые, казалось, намеревались разметать нас на куски.
В том, чтобы плыть на маленькой лодке ночью во время шторма, есть что-то бесконечно страшное. Глядя вдаль, вы видите каждую сердитую волну, несущуюся на вас, и думаете о том, выдержит ли ваше крошечное суденышко ее удар. В одну секунду вы оказывались в глубокой впадине, глядя на возвышающуюся вокруг стену воды, а через мгновение — вы уже высоко на ее гребне, и вас швыряет, как игрушку в руках у какого-то невидимого великана. Ситуацию значительно усугубляло еще и то, что я сильно страдал от морской болезни. Она протекает в две стадии: когда ты боишься, что умрешь, и когда ты боишься, что не умрешь. Спать вне вахты было невозможно, и даже отдых был сопряжен с опасностями. Уткнувшись в узкую койку, вымокший до нитки, я попытался было повернуться на бок, и мое движение совпало с особенно сильным креном судна, который отбросил меня прямо на середину нашей маленькой каюты. На вахте я всегда привязывал себя к лееру, опасаясь, что меня выбросит в море, — мысль о том, что падение за борт в таких обстоятельствах почти наверняка окажется смертельным, преследовала неотступно.
Когда мы подошли к Ист-Лондону, погода снова внезапно переменилась — море успокоилось и стало напоминать тихий прудик в сельской английской глубинке. На подходе к гавани нас окружили дельфины. В свете полной Луны, отражавшейся от воды, и ее фосфоресцирующих каскадов, падающих на тела этих морских животных, дельфины казались покрытыми серебром. Какое-то время эти прекрасные создания играли наперегонки с яхтой, постоянно посвистывая и прищелкивая — один из тех прекрасных моментов, которые остаются в памяти навсегда.