Он открыл дверь в дальнем углу библиотеки и показал им комнату совсем в другом стиле. Ярко сиявшее солнце озаряло дополнительным блеском радужных райских птиц, пурпурных ара и зеленых волнистых попугайчиков, блестевших на обоях из волокон бамбука, покрывавших не только стены, но и потолок комнаты. На стене над камином черная рама, мрачно контрастировавшая с общим убранством апартаментов, обрамляла портрет прекрасной женщины, лицо которой слегка затеняла засохшая ветвь дерева. Клавесин и несколько футляров с музыкальными инструментами лежали в разных углах комнаты, по бокам картины не стене висели гитара и тамбурин, привязанные широкими черными лентами. На необычного размера софе лежала кремонская скрипка, и, проходя мимо, герр Бенкендорф провел по ней смычком, который до тех пор держал в руке.
- Теперь мы можем перекусить, - сказал герр Бенкендорф, когда его гости в достаточной мере восхитились комнатой, - мои картины висят в столовой, идемте туда.
С этими словами, вооружившись на этот раз не только смычком, но и скрипкой, он вернулся через библиотеку и, пройдя через маленький переход, разделявший дом на две части, открыл дверь своей столовой. Как только они зашли в комнату, их слух наполнился и чувства растворились в том, что оказалось концертом тысяч птиц, но ни одна из пернатых хористок не была видна, не видно было даже ни одной клетки. Просто меблированная комната сначала показалась довольно мрачной: хотя здесь было три окна, все шелковые шторы были задернуты.
- А теперь, - сказал герр Бенкендорф, отдергивая первую штору, - вы должны увидеть мои картины. Как вам этот Брейгель?
Благодаря зеленому пятнистому стеклу в окне пейзаж выглядел так же, как на картинах упомянутого художника. Князь уже и так пребывал в недоумении, узнав, что характер человека, который был его врагом и в то же время принимал его у себя, столь разительно отличался от того, что он ожидал увидеть, характер у князя был суеверный, так что он счел это прежнее превратное мнение дурным знаком и не выказал большого восхищения галереей герра Бенкендорфа, но Вивиан, на характер которого не влияли честолюбивые надежды или страхи, которого просто забавлял субъект, с которым он так неожиданно познакомился, добродушно подстроился под фантазии премьер-министра и сказал, что предпочел бы эту картину любому из виденных им полотен Брейгеля.
- Вижу, у вас тонкий вкус, - с серьезным видом, но учтиво произнес герр Бенкендорф, - вы должны увидеть моего Клода!
Насыщенная прожелть второго окна придавала фантастическому саду всё то, что было необходимо для создания итальянского пейзажа.
- Вы бывали в Италии, сэр? - спросил Бенкендорф. - Я - нет.
- А вы, герр фон Филипсон?
- Никогда не был дальше юга Германии, - ответил князь, который проголодался и с жадностью смотрел на богатый обед, приготовленный для него.
- Ну, теперь, когда кто-то из вас туда поедет, вы, уж конечно, не пропустите Лаго-Маджоре. Полюбуйтесь Изола-Белла при закате дня, поверьте, вы никогда не видели пейзажа прекраснее! А теперь, герр фон Филипсон, - сказал Бенкендорф, - окажите мне честь и выскажите свое мнение об этом Хонторсте.
Его высочество с большим удовольствием высказал бы свое мнение о блюде дичи, дымящейся на столе, поскольку с грустью думал о том, что дымиться она будет недолго. «Но это - последний вопрос! - подумал он и начал восхищаться сверкавшими гранями, а Бенкендорф поклялся, что ни одна картина кисти Джерарда Хонторста не смогла бы соперничать с этой своей яркостью красок и смелостью композиции.
- Кроме того, - продолжил Бенкендорф, - у меня все картины - как живые. Видите вот этот кипарис, трепещущий в дыхании бриза. Взгляните вот на этого пурпурного павлина! Смотрите, герр фон Филипсон.
- Я смотрю, герр фон..., прошу прощения, герр Бенкендорф, - с большим чувством собственного достоинства ответил князь, совершив эту небольшую ошибку в фамилии, потому что не привык разговаривать с людьми столь низкого звания, в фамилии которых нет ни намека на благородное происхождение, или так проявился его сплин, поскольку его по прихоти не подпускали к закускам, в которых он так нуждался.
- Герр фон Филипсон, - вдруг обернулся к нему Бенкендорф, - все мои фрукты и овощи выращены в моем собственном саду. Давайте сядем за стол и подкрепимся.
Единственным питательным блюдом на столе было блюдо с дичью. Овощей и фруктов стояло много, и они были великолепны, воистину, у князя Малой Лилипутии были все перспективы отлично пообедать, словно обед проходил под эгидой самого Мастера Родольфа - если бы не мелодия невидимых певцов, которых, вероятно, воодушевлял звон ножей и тарелок, с каждым мгновением становившийся всё громче. Но герр Бенкендорф вскоре устранил это неудобство - он встал и три раза постучал в дверь напротив той, в которую они только что вошли. Сразу же воцарилась тишина.
- Клара заменит вам тарелку, герр фон Филипсон, - сказал Бенкендорф.