В этом смысле абсолютно прав А. Майданский: «Ильенков и не думал оспаривать всеобщность идеального, просто он понимал ее совершенно иначе — конкретнее и диалектичнее, чем представлялось его критически настроенному товарищу. Если идеальное — атрибут «природы в целом», то это не означает, что идеальное должно быть принадлежностью каждой абстрактно взятой частицы этого целого, присутствовать в составе всех вещей без разбора и изъятия» [12].
Однако утверждать что «Возражения Лифшица сводятся к тому, что идеальным надо именовать совсем не тот круг явлений, который занимал Ильенкова, — не ideelle, а ideale» [12], представляется нам некоторым упрощением позиции Лифшица, учитывая то, что точка зрения Ильенкова на природу идеального как соотношения материальных процессов изложена А. Майданским по существу верно. Материализм в вопросе идеального может быть двояким: соответствующим требованиям Ленина об углублении материи до уровня субстанции или эмпирически-созерцательным. Как правильно отмечали и Лифшиц в своей книге, и Ильенков в «Диалектической логике», и А. Майданский в своей статье, посвященной диалогу двух советских мыслителей, речь, в конечном счете, идет о природе всеобщего. Идеальное — не просто представление одной вещи в другой, а представление всеобщей природы этой вещи. Эта природа отлична и от представляемой, и от представляющей вещи как материального объекта, это — формой человеческой деятельности. Форма деятельности человека при таком подходе понимается как тождественная всеобщей природе вещи, включенной в эту деятельность (тождество идеального и материального). Всеобщее тут понимается как конкретно-всеобщее, то есть как общий принцип бытия предмета. Второй подход к всеобщему — всеобщее как некий общий признак, то есть понимание всеобщего как абстрактно-всеобщего, не доходящее до конкретно-всеобщего. Такой материализм размывает границы материального и идеального, так как требует наличия того самого общего признака. А ведь от отсутствия такого признака отталкивался и Декарт в учении о двух субстанциях, и снимающий картезианскую постановку вопроса Спиноза.
Человек в своей деятельности схватывает и выявляет всеобщее, представляет его в своих продуктах, и тем самым создает идеальное. Да, безусловно, всеобщее есть в материальном мире. Иначе ни о каком единстве мира не могло бы быть и речи. Но только всеобщее, понятое как всеобщий принцип существования материи, доведенное до человеческой практики, будучи выраженным предметно в формах человеческой деятельности, реализуется атрибутивно, порождая и определяя идеальное измерение человеческой деятельности.
Здесь стоит вспомнить возражение Маркса, выставленное Гегелю: «Когда действительный, телесный человек, стоящий на прочной, хорошо округленной земле, вбирающий в себя и излучающий из себя все природные силы, полагает благодаря своему отчуждению свои действительные, предметные сущностные силы как чужие предметы, то не полагание есть субъект: им является субъективность предметных сущностных сил, действие которых должно поэтому быть тоже предметным» [13]. В данной связи оно приведено для того, чтобы предостеречь марксистов от абсолютизации деятельности путем отрывания деятельности как от предметности, так и от субъекта этой деятельности. Такой путь ведет к идеализму, который далеко не всегда достигает уровня Гегеля. Материя в субъектной форме, ставшая субъектом по отношению к самой себе, определяет и идеальное измерение своей субъектности. Практический вопрос об идеальном, таким образом, состоит в том, кто именно в данный исторический момент выражает всеобщее в его движении, кто является субъектом деятельности по расширению сферы всеобщего, то есть изменению характера самой деятельности.