Unknown

Старинные элементы великокняжеского двора и совета оттеснены на второй план наплывом родословных людей, но значения своего не теряют. Княжеские и боярские верхи стали в первых рядах московского дворового строя, а вернее сказать, во главе его, так как «дворянами» государя, князя великого, они не считались и не назывались. Этот термин лишь постепенно, после долгих колебаний терминологии, покрыл второстепенный слой прежних вольных слуг, т.е. детей боярских. Долго еще держится различие «детей боярских двора великого князя» от рядовых великокняжеских дворян. Во всей этой перестройке великокняжеского двора идет борьба разнородных тенденций, вытекающих, с одной стороны, из организации службы и близости к центру великокняжеской власти, а с другой – из родословного начала, связанного с общественным положением служилого человека по его «отечеству». Для родословных верхов эта борьба закончилась установлением местничества с его двумя противоречивыми основаниями, родословным и разрядным. «Место» боярина в служебных и придворных выступлениях должно определяться по отношению к поставленным выше, рядом и ниже его – их относительной родовитостью. Но то, что мы назвали бы рангом должности не имеет отношения к «месту»: должность может быть выше или ниже, лишь бы служебное соотношение сослуживцев не нарушало местнических счетов. В распорядках местничества особенно ярко сказался служилый характер боярского аристократизма: при всем сознании, что «породой» государь не жалует, сама родовитость боярская, хотя бы и княжеская, определяется не только родословцем, но и разрядной книгой, закрепляющей успехи служебного возвышения или придворной карьеры в «родословном» значении местнических счетов, и может «захудать» вне такого служилого разрядного осуществления. Местничество имело, несомненно, свой политический смысл. Оно связывало верховную волю самодержавного государя рядом неизбежных норм, которые ему приходилось соблюдать в распоряжении служилыми силами. Связывало оно государя и в делах совета. Представление о великокняжеском советнике тесно ассоциировано с боярским званием. Введенные бояре сменились думными, и, по существу, это смена скорее терминов, чем явлений. Но местнические воззрения наложили на «сказывание» боярства (прежний «ввод») особое ограничение, вынуждая великого князя считаться с родословной бояр при сообщении им думного чина. Расширение круга членов боярской думы достигалось «думным» характером чина окольничего, как младшего боярского звания, через который проходило боярство, второстепенное по знатности, и дальше которого не шли местнически-младшие боярские фамилии. Достигалось оно также сохранением в государевой думе детей боярских и видной ролью, какую играли в ходе думных дел дьяки великого князя. Но все это лишь смягчало аристократический характер боярской думы, но не снимало основного противоречия в существе этого учреждения. Орган верховной власти, стремившийся к неограниченному самодержавию, определялся в своем личном составе не свободным выбором государя великого князя, а его волей, связанной обычно-правовыми воззрениями и притязаниями высшего слоя своих родословных слуг.

Правительственное значение боярской думы могло только сильно возрасти в пору коренного и крупного расширения задач и деятельности правительственной власти с образованием обширного великорусского государства. Боярские приговоры обычная форма указной и уставной деятельности великого князя. Суд «с боярами своими» (судебное заседание боярской думы) - нормальная форма великокняжеского суда. По совету с князьями и боярами ведет великий князь внешнюю политику, переговоры с иностранными державами, заключает и разрывает договора. Имела ли боярская дума во всей этой деятельности самостоятельное политическое значение? Несомненно имела в общественном сознании Московской Руси. Но для правильной характеристики и оценки этого значения не следует стоять на формальной, государственно-правовой («конституционной») точке зрения. С такой точки зрения боярская дума, конечно, не ограничивала власти государя. Но она была носительницей традиционных форм деятельности его власти, традиционных обычно-правовых воззрений на весь уклад общественных отношений и на приемы суда или управления. Охрана «старины и пошлины», сложившихся обычных порядков и признанных прав, искони считалась идеальной задачей княжеских советников. И сама служба бояр не только мечом, но и советом входила существенным элементом в состав этой «старины и пошлины». А стремление великокняжеской власти к неограниченному самодержавию ставило ее волю как по отдельным конкретным вопросам, так и принципиально в существенное противоречие с традиционным строем отношений и самим представлением о связанности всякой власти той «пошлиной», что «исстари пошла».