Читаем Unknown полностью

Совокупность всех этих новшеств в устройстве великокняжеского управления ставила деятельность исполнительных органов великокняжеской власти на новое основание. Их личному составу предстояло перевоспитание в духе ответственной правительственной деятельности агентов верховной державной власти, покорных орудий воли своего государя. С их полномочий снималась печать самостоятельного, хотя и пожалованного им, права. В этих полномочиях – только проявление единой верховной власти через деятельность подчиненных органов ее управления. Однако, на создание бюрократического управления не было еще сил, средств и организационного умения. Возникает сложная система отношений, основанная на приспособлении к задачам и формам государственного строительства самодержавной власти той социальной силы, которая была искони опорой и сотрудницей великокняжеской деятельности – боярства. Основная черта этого приспособления в более определенной и отчетливой дифференциации всего личного состава великокняжеского двора, прежних его вольных слуг на разряды – московские «чины». И в этом процессе подлинно велико значение притока в состав боярства значительного количества новой знати, владельцев вотчинных княжений и прочих «родословных» людей. прежний, более тесный круг ближних слуг великого князя должен был сильно расшириться и получить иную общественную окраску. Нелегко было определить положение служилых князей в рядах московского боярства. Эта задача была разрешена во времена Ивана III и Василия III постепенной выработкой системы местнических счетов. У Ключевского находим весьма ценное указание, что корни местничества надо искать не в боярских, а в княжеских традициях. Общие его основания вытекали из принципа княжеского братского равенства и старейшинства. В договорах между князьями встречаем тщательные оговорки о том, что одни из них выступают в поход только под условием, что во главе рати сам великий князь, других он посылает со своими сыновьями, а заменит его боярин-воевода, то и удельные князья посылают полки со своими воеводами. Великие князья стремились поднять свою военную власть над этими счетами, и им это часто удавалось. Но такие воззрения и навыки пустили глубокие корни среди служилых князей. На службе великому князю эта традиция получила особо острое значение, как гарантия высокого служебного и общественного положения родословных лиц. В известной и не малой мере служилые князья остались и на этой службе владетельными князьями. Их ратные силы, их вооруженные дворы составляют особые полки в великокняжеском войске, под их личным командованием, не входят в общий распорядок московской армии, а становятся в строй подле московских полков, «где похотят». Только к концу княжения Ивана III служилые князья появляются все чаще в роли воевод над московскими полками, все еще не смешиваясь с московским боярством. То же, что по этим наблюдениям Ключевского отмечено в ратном деле, происходит и в великокняжеском совете: великий князь совещается «с князьями и боярами», в его окружении сравнительно долго различны две группы, разного генеалогического состава. Это вступление князей в ряды слуг великого князя неизбежно повлияло на положение боярства. Его прежний состав переживает расслоение. Верхи старинного московского боярства успешно отстаивают свои позиции, находя поддержку в близости к великому князю и собственном значении крупных землевладельцев. Но ряд элементов в составе вольных слуг боярского происхождения сходит на вторую ступень в строе служилого люда. Официальная терминология эпохи сохранила любопытные черты этого переходного момента. Часть служилых людей великокняжеского двора, утратив звание боярина, сведенная к положению «детей боярских», сохраняет, однако, боярское положение в служебном отношении. Так, полагаю, нужно понимать «детей боярских, за которыми кормления с боярским судом» Судебника 1497 года (в царском Судебнике это уже черта фактически устарелая) и тех «детей боярских, которые у государя в думе живут». Нет основания видеть в них явление новое, плод антибоярской политики великокняжеской власти, как и в думных дьяках, этих потомках прежних дьяков введенных, великих и ближних.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги