Unknown

– Тот, кто называет себя конунгом Сивым, всегда недооценивал смертных. – Я поднялся на ноги и отряхнул с коленей налипший снег. – Я не хочу повторять его ошибок. Рагнарёк близится, и на моем пути непременно встанут те, кого не одолеть силой оружия – но Сивого и лишенных смерти мы победим вместе. Ты со мной?

На этот раз молчание продлилось так долго, что я уже почти перестал ждать от Рагнара ответа. Он переводил взгляд с меня на остальных и обратно, не говоря ни слова… Но из его глаз понемногу уходили и злоба, и отчаяние. Потерявший всякую надежду молодой воин уступил место тому, кого чуть ли не с самого детства учили править. Перед Рагнаром вновь замаячила надежда если не вернуть опустевшие и безжизненные острова Эллиге, то хотя бы поквитаться с убийцами отца и собрать под своими знаменами всех выходцев с севера. Наверняка он уже просчитывал все наперед – включая пару-тройку запасных планов. И все же без меня ему не победить. Как и мне без него.

– Ты убил моих людей, ярл. – Рагнар вновь посмотрел на изрубленные мертвые тела на дороге. – Но это была славная смерть. И никто из них теперь не сможет выдать твою тайну… Никто! – повторил он, повернувшись к остальным. – Поклянитесь всеми богами, что ни один из вас не расскажет того, что слышал здесь.

– Клянусь! – в один голос отозвались воины, которые бежали с нами с Барекстада.

– Клянусь. – Вигдис склонила голову. – Если такова твоя воля, конунг.

– Клянусь! – глухо произнесла Айна. – Но как бы тебе не пришлось пожалеть о своем решении.

– Клянусь. – Эйнар нервно усмехнулся. – Уж лучше быть твоим другом, ярл, чем лишиться головы.

– Клянусь… – Злата потерла отбитое саблей плечо. – Как так-то, братик?.. Я ж тебя совсем малого помню… А оно вон как, оказывается…

Похоже, мне предстоит еще один непростой разговор. Но позже. Сейчас есть дела и поважнее даже восстановления доверия в семье.

– Ты всегда был хитер, как сам Локи, ярл. – Рагнар собрал все силы и все-таки поднялся на ноги – сам, без чьей-либо помощи. – Но если люди князя своими глазами видели, как ты пал в бою…

– К князю у меня свои счеты, – усмехнулся я.

– Что ты хочешь сказать, ярл?

Довольно многое. Разумеется, ни Рагнар, ни кто-либо еще из северян не знает, что в моей очередной гибели люди Мстислава приняли, так сказать, непосредственное участие. И у меня еще будет достаточно времени, чтобы рассказать все в подробностях. Но уж точно не здесь, на большаке.

– Думаю, нам стоит поспешить в Вышеград, конунг. – Я взглянул Рагнару через плечо – туда, где в последних лучах заходящего солнца на фоне неба темнела верхушка княжеских хором. – Нужно собрать людей.

Глава 16

Неспокойно стало в Вышеграде. Вроде и свеев поганых из соседа-Каменца выгнали, и от булгар отбились, и с Червенем, и с Уромом да Товиром хоть худая, а дружба теперь — все одно неспокойно. Больно много народу понаехало… Да какого! Как еще не развалился терем княжий от дружин чужих — а все лезут! А вчера аж из самой Прашны черти принесли. Человек сто, да еще полста, и князь с ними. И не князь даже — князенок, отрок совсем, годков семнадцать. А глянет – так душа в пятки и уйдет! Никак, беглый, если холопы не врут. Из дому удрал, да сюда, в Вышеград и пожаловал… Будто звал его кто, татя разэтакого!

– Велес, батюшка, защити…

Путята тяжело вздохнул и снова потянулся за кружкой. Такая кручина навалилась, что даже хмель не берет. А ведь думал: вот сгинул бы Антор, что со свеями из-за моря пришел, так сразу и заживет – и Вышеград-батюшка, и весь чин купеческий, и он, Путята Тужирич. Больше всех от ярла конунгова натерпелся, столько зла через него принял — не счесть! И батогов на вече получил, и с Ратибором Тимофеичем дружбу испортил, да и потом не лучше. Уж на что поганый человек Антор был — а не из робких. И конунг своему перечить не боялся, и даже князю. Мстиславу Радимичу, соколу ясному. А самого Путяту так и вовсе рукавицей латной едва не попотчевал.

А как ушел на Залит-острову князю меч Руевитов добывать, так и пропал. Будто услышал Велес его, Путяты, просьбу, да и исполнил. И радоваться бы – а никак. Только хуже и стало. Свеи волком смотрят, да князья воду мутят. Вроде и признали Мстислава Радимича промеж собой старшим – а все каждый свое гнуть норовит. А тот, что с самой Прашны – хуже всех. Даром, что молод еще, а нрава крутого. И дружина его супротив вышеградской разве не втрое больше. Как бы не вышло чего…

– Чего, Путята, невесел? Чего нос повесил?

Третьяк... И чего пожаловал? Будто не видит – погано человеку! Иначе разве стал бы Путята из-за стола княжьего выходить, да в сенях сидеть? Не захмелел ведь, обиды ни на кого не затаил…

– А тебе какое дело? — огрызнулся Путята. – Иди, куда шел!

– Да погоди ты… -- Третьяк с кряхтением опустился на лавку. – Чего лаешься? Разве я тебе худого когда делал?

– Запамятовал, никак? – Путята усмехнулся и снова приложился к кружке. – Сам со свеями лобызался, меня едва не собакой кликал. А как сгинул ярл конунгов – так снова тебе Путятка друг? Так, выходит?