Unknown

Я рассказал им про вождя Два Копья, который, я надеюсь, не будет возражать против того, что я в благих целях опорочил его имя, тем более что он никогда об этом не услышит. Этот вождь, сказал я, преисполнившись решимости подвергнуть меня пыткам, велел раздеть меня донага и жестоко высечь. Вспомнив нашего доброго друга Дэниэла, обратившего такое же несчастье в свою пользу, я поднял рубашку и показал свои шрамы. (Я почувствовал себя отчасти шлюхой, но, по моим наблюдениям, большинство шлюх избирают эту профессию по необходимости, и я успокаиваю себя тем, что у меня тот же случай). Реакция моей аудитории превзошла все ожидания, и я продолжил свое повествование в полной уверенности, что с этого момента они поверят во что угодно.

После этого (рассказывал я) два воина-индейца приволокли моё бесчувственное тело к вождю и распростёрли на широком камне, поверхность которого носила зловещие свидетельства предыдущих жертвоприношений подобного рода.

Языческий жрец, или шаман, приблизился ко мне, отвратительно вопя и потрясая палкой, украшенной множеством раскачивающихся скальпов, что заставило меня опасаться, как бы мои собственные волосы не привлекли его своим необычным цветом и не добавились вскоре к его коллекции. (Я не припудрил волосы скорее из-за отсутствия пудры, чем преднамеренно). Этот страх значительно усилился, когда шаман достал большущий нож и подступил ко мне со сверкающими от злобы глазами.

В этот момент глаза моих слушателей тоже засверкали, став огромными, как блюдца, – так внимали они моему рассказу. Многие дамы заплакали от жалости к моему отчаянному положению, а мужчины яростно проклинали этих мерзких дикарей, виновных в моих страданиях.

Потом я рассказал, как шаман вогнал нож мне прямо в руку, и я потерял сознание от страха и боли. Очнувшись (продолжил я), я обнаружил, что у меня полностью отрезан безымянный палец, а из раненой руки льётся кровь.

Но самым ужасающим был вид вождя ирокезов, который сидел на резном пне гигантского дерева и отрывал зубами мясо от отрезанного пальца, точно так, как кто-нибудь жадно обгладывает куриную ножку.

В этом месте моего рассказа графиня вновь упала в обморок, а почтенная мисс Элиот – дабы не отставать – закатила настоящую истерику, которая, к счастью, спасла меня от необходимости изобретать способы побега от дикарей. Притворившись, что меня мучают воспоминания об испытаниях, я выпил предложенный бокал вина (к этому времени я сильно вспотел) и сбежал с вечеринки, закиданный со всех сторон приглашениями.