Unknown

Отец всегда казался мне холодным и безразличным, в детстве я боялся его взгляда, потому что ему совсем не обязательно было на меня кричать – он мог посмотреть так, словно я насекомое, и я чувствовал, как уменьшаюсь в размерах рядом с ним, исчезаю. Чувствовал себя ничтожеством и слабаком. Он меня подавлял. Всегда.

Я вылез из машины, посмотрел на окна и вдруг подумал о том, что скучал по этому дому. Ностальгия. Детство.

Переступил порог и почувствовал знакомый запах. Каждый дом пахнет по своему, родной дом пахнет иначе, чем все остальные. Он пахнет воспоминаниями. Я сел на диван в просторной зале.

– Я побеседую с Алексеем Дмитриевичем, потом он поговорит с вами.

Адвокат поднялся в кабинет отца, я проводил его взглядом, потом запрокинул голову и закрыл глаза. Охренительная причина для встречи, спустя год. Я вляпался, и папочка тут как тут протянул руку помощи отбившемуся от рук отпрыску. Неслышно зашла прислуга, принесла чашку черного кофе, вежливо поздоровалась. Я кивнул, отворачиваясь, что бы не заметили мой красочный синяк под глазом, потрогал подбородок – челюсть болела, ныло ребро.

Отец спустился ко мне в сопровождении адвоката, я устало посмотрел на них и отпил кофе.

– Ну, здравствуй, Алексей.

– Привет, – сказал я и поставил чашку на столик.

– Петр Николаевич все уладил, залог оплатили, за нанесение убытков и причиненный ущерб тоже расплатились. Дело не открывали.

– Премного благодарен, – сказал я, склонил демонстративно голову. Ужасно хотелось выпить. Особенно под взглядом отца. Он снова смотрел на меня, как на насекомое мелкое, безобидное и зловредное. Как в детстве.

Петр Николаевич ушел, а отец позвал меня в кабинет. Я, пошатываясь, пошел за ним следом.

Мы не виделись больше года. Где-то в глубине души я все же скучал по нему. Ненавидел – это паршивое чувство, но оно существовало вне зависимости от того, хочу ли я этого. Отец отлично выглядел, я бы сказал, он помолодел, похудел немного, подтянутый как всегда. Бывали времена, когда я его за это ненавидел. Мать сдавала, переставала ухаживать за собой, становилась старухой, а он всегда моложав. Меня это бесило. Отобрал у нее двадцать лет жизни, а потом на помойку, за ненадобностью. Наверняка сейчас у него новая пассия, от того он такой цветущий.

Мы прошли в кабинет. В доме ничего не изменилось. Отец истинный консерватор, он не любил перемены, такое впечатление, что за все годы в доме ни разу не делали перестановку. Отец приказал принести ему рюмку конька, а мне еще кофе.

– Не стану читать нотаций. Ты уже не мальчик. Присаживайся. Поговорить надо.

Он указал мне на кресло и сел напротив, закурил.

– Перегаром от тебя несет за версту. Сколько недель не просыхаем? С работы уволился уже больше двух месяцев назад. Что делал все это время?

К черту сантименты. Мне и так хреново.

– Черная полоса… бывает, – отшутился я и протянул руку за чашкой с кофе.

– Рассказывай. Какого черта деградируешь? У тебя работа приличная была, девушка хорошая. Ты не удивляйся, я все знаю. Нет, не слежу за тобой – присматриваю.

Конечно присматривает, зачем будущему мэру проблемы с сынком? Все под контролем. Все схвачено и за все заплачено.

– Что там произошло в баре? Почему пушкой размахивал перед посетителями? Хозяину угрожал, раскрошил барную стойку?

– Мне пленка была нужна… он не дал.

– Что за пленка?

Зазвонил телефон, и он потянулся к аппарату, видимо ждал звонка, я усмехнулся, когда отец вдруг посмотрел на меня и сказал:

– Прости, мне нужно ответить.

Естественно, в жизни Никитина старшего есть вещи посерьезнее, чем сын, которого тот не видел больше года. Я откинулся на спинку кресла и осмотрелся – ничего не изменилось. Те же картины с цветами, книжный шкаф, светло-коричневые шторы на окнах. Последний раз я был в этом кабинете, когда мать заболела. Приехал просить денег на лечение. Нужно отдать ему должное – не поскупился, дал даже больше, чем требовалось. А я все равно ненавидел, вот именно за то, что у него было, а у нас нет. Повернулся посмотрел на отца, тот отошел к окну, но я видел его профиль – он улыбался. Выписывал узоры на стекле, пока разговаривал. Кстати, у меня такая же привычка.

– Конечно, милая. За тобой через час пришлют машину.

Я поморщился, очередная игрушка депутата Никитина. Интересно, кто на этот раз. Модель? Актриса? Хотя в последнее время я не видел в новостях, чтобы отец появлялся с новыми женщинами. Я лгу – я никогда не видел его с женщинами. Только со слов матери. Я сам нарисовал для себя образ кобеля, который кидается на любую мало-мальски привлекательную особу женского пола.

– Я соскучился, сильно. Девочка моя, конечно. Просто сейчас не могу приехать – закончу с делами и сразу к тебе. Нет, не один, – отец тихо засмеялся, – ко мне сын пришел, срочное дело. Отдыхай. Я присоединюсь к тебе с утра. Да. Ночным рейсом. Конечно разослал. Все, как ты просила. В прессу не просочилось, я потом всем сообщу на пресс-конференции, в понедельник, когда мы вернемся домой. Сделаю официальное объявление. Нет. Все должны знать и видеть мое сокровище. Целую тебя, не скучай. Завтра увидимся.