Уникум

Поискав, я подобрал себе шинельку, отряхнул ее от пыли, примерил — мой размер — и повесил на ветку сушиться. Ночевать без такой необходимой вещи не очень удобно, и простыть на земле можно. Подумав, подобрал ещё одну и тоже повесил сушиться — укроюсь ею.

Все свои вещи из мотоцикла достал и отнёс на опушку, когда уже темнеть начало. Оставив при себе только наган с глушителем, я налегке рванул к перекрёстку.

Пять километров до поста проделал за час. Тут такое расстояние и в светлое время суток преодолеть сложно, а уж ночью, да ещё по неровной поверхности, можно считать настоящим подвигом. Дважды падал, один раз чуть серьёзно ногу не повредил, хорошо среагировал, когда правая нога в нору попала, и успел в перекат уйти. Однако добежал. Последние двести метров двигался по-пластунски. Эти гады туалет вокруг поста устроили, так чуть на заминированное место не заполз, пришлось крюк делать.

Пока полз, поглядывал, как там немцы. То, что пост не сняли с ночью, меня порадовало. В принципе, я на это и рассчитывал, раз он усиленный. Однако, что меня удивило, народу оказалось многовато. Я, когда пост изучал, кроме экипажа броневика и трёх жандармов больше никого не видел, а сейчас ещё отделение солдат появилось. Видимо, их ночью привезли, на усиление. Два десятка немцев на меня одного — многовато, но возвращаться не хочу, буду работать, в себе я уверен. Надо проредить их так, чтобы остальные это заметили слишком поздно.

Резко и громко затрезвонил телефон, перепугав не только меня, но и половину немцев. Матерился не я один. Чуть с Кондратием не повстречался. А старший поста, хохоча, явно его шутка была, подошёл и снял трубку с аппарата.

Мысленно пообещав этому фельдфебелю страшной смерти, продолжил движение, пока он своим разговором отвлекает внимание. Судя по ответам, он докладывал, что у них всё спокойно. Я же наткнулся на телефонный провод, который шел до ближайшего столба, где была натянута телефонная линия. Костёр, у которого сидело шестеро солдат, освещал пост, потому я рассмотрел знаки различия старшего. Фельдфебель и есть. Причём у него имелась бляха, как и ещё у двоих, — повезло. Один жандарм отдыхал, второй у обочины прогуливался, фельдфебель бдил. Часовой у техники, двое из экипажа броневика в нем и сидели, но дверца открыта — душно им. Второго часового я случайно заметил — подчасик он, охранял того, что у техники. Похоже, наши десантники заставили уважать себя, если немцы так над своей безопасностью дрожат. Я снял подчасика, взрыв хохота у костра заглушил хлопок, и следом за ним часового, под ту же шумовую завесу. Так как часовой зашёл за броневик, его было не видно от костра. Едва успел его подхватить, чтобы не загрохотал амуницией, и осторожно положил на землю.

Быстро выкинув из барабана две стреляные гильзы, я подкрался к броневику, которым был БА-11, а не БА-10, как я поначалу думал. Там и разница-то только в шасси: у «десятки» с «полуторки» повышенной проходимости, у «одиннадцатого» — с ЗИС-6. С этой стороны дверь была закрыта, а открытая — та, что со стороны костра, с правого борта. Заглянув в смотровую щель, я определил, что оба члена экипажа спят, один даже слегка похрапывал. Приставив ствол глушителя к щели, я дождался, когда у костра снова засмеются. Новая шутка, и снова взрыв хохота. Дважды щёлкнул револьвер, и половина экипажа броневика уже не проснётся. С пулями в головах это сложно.

Но тут всё прошло не по плану. Послышался рёв движка, и на холме появились отсветы фар: грузовик «Блиц» катился вниз к посту. Два солдата потащили к кузову термосы, а фельдфебель принялся ругать водителя, что тот поздно приехал, на что последний оправдывался пробитым колесом. «Опель» уехал, похоже на нём развозят пищу по постам, а я продолжил. Точнее, я продолжал уничтожать противника и пока «Блиц» тарахтел мотором. Сначала убил двоих, что отлить пошли, одного из нагана, второго ножом, потом ещё одного, что к мотоциклу подошёл, застрелил с пятнадцати метров. Немцев осталось двенадцать ровно.

Я снял с последнего из убитых автомат и приготовился к бою, вдруг тревога поднимется. Накаркал. Один из солдат окликнул тех, что отошли, и моё далёкое «я, я!» как-то не прокатило. Я ударил из автомата по немцам, сидевшим у костра, удерживая автомат левой рукой, а с правой отстреливая из нагана тех, кто к оружию рванул. Когда в автомате и револьвере закончились патроны, раздавались только стоны, но уже никто не бегал.