Здесь они стали частью огромного эксперимента. Мир, в котором они работают для
поддержки режима, обещает то, что никогда не исполнит.
Это моя жизнь.
И мне жаль этот мир.
Большую часть времени я чувствую себя также, запертым в клетке, как и все эти
жители и, по всей видимости, из-за того, что часто приезжаю сюда. Это как кочевать из
одной тюрьмы в другую, каждая из которых не является ни утешением, ни пристанищем.
Даже мой разум – предатель.
Я должен быть сильнее этого.
Я тренировался в течение десяти лет. Каждый день я занимался, чтобы отточить
физические и умственные возможности. Мои характеристики: пять футов, девять дюймов,
170 фунтов в мышцах. Я был создан для выживания, максимальной выносливости и
стойкости, и я чувствую себя в безопасности, когда держу в руке пистолет. Я могу
разобрать, вычистить, перезарядить и собрать более 150 различных видов огнестрельного
оружия. Я могу сломать шею человека, только прикоснувшись к нему рукой. Я могу
парализовать человека, не предпринимая ничего, кроме кончиков пальцев.
На поле боя я способен отключить себя от лишних движений, вспоминая то, чему
научился. Я создал репутацию холодного, бесчувственного монстра, который ничего не
боится и не переживает за деньги.
Но все это обманчиво.
Потому что я ни кто иной, как трус.
Глава 14
Солнце садится.
Уже скоро у меня не будет выбора, кроме как вернуться на базу, где мне придется
слушать своего отца, вместо того, чтобы пустить ему пулю в открытый рот.
Поэтому я тянул время.
Я издалека наблюдаю, как бегают дети, когда их родители загоняют их по домам. В
один прекрасный день они вырастут, чтобы понять, что регистрационные карточки,
выданные Восстановлением – на самом деле отслеживающие устройства. То, как их
родители работают, получая деньги на фабриках, на самом деле тщательно
контролируется. Они подрастут и осознают, что все, что они делали – записывается,
каждый разговор анализируется, вплоть до шепотов. Они не знают, что на каждого жителя
заведены разные документы, и что каждая анкета значительной толщины: документы на
их дружеские отношения, семейные, рабочие навыки, и даже то, как они проводят свое
свободное время.
Мы знаем о них все.
Даже чересчур.
Так много, что я забываю, что мы имеем дело с живыми людьми, пока не вижу их в
этих местах жительства. Я запомнил имена почти каждого в Секторе 45. Мне нужно знать,
кто живет в моей юрисдикции, будь то солдат, или же простой гражданский.
Вот, например, я знал рядового Симуса Флетчера 45B-76423, который бил жену и
своих детей каждую ночь.
Я знал, что он пропивал свои деньги, но также знал, как голодала его семья. Я следил
за тем, как он тратил свои деньги, как воровал еду с нашего склада. Я знал, что его детям
было до десяти лет и они не ели в течение недели; что они неоднократно посещали
медиков из-за различных переломов и швов. Мне было известно о том, что он ударил
свою девятилетнюю дочь, разбив ей губу, и сломал челюсть, выбив два передних зуба;
знал, что его жена была беременна. И также был осведомлен, что однажды он ударил ее
так сильно, что на следующее утро она потеряла ребенка.
Я знал, потому что был там.
Мне хотелось останавливаться в апартаментах каждого гражданского, гостить у них,
задавая вопросы про их здоровье и жизни в целом. Мне хотелось знать об условиях их
работы, обо всех членах семьи: были ли они больны, или должны быть
госпитализированы.
Она была там в тот день. Жена Флетчера. Ее нос был сломан, а оба глаза опухли так
сильно, отчего казалось, что они закрыты. Она была настолько тонкой и хилой, желтого
цвета, отчего я думал, что она рассыплется на части просто сидя. Но когда я спрашивал ее
о травмах, она не смотрела мне в глаза. Она ответила мне, что упала, в результате чего
сломала нос и потеряла ребенка.
Я просто кивал. Поблагодарил ее за сотрудничество.
А после призвал всех.
Я хорошо осведомлен, что большинство наших солдат воруют со склада. Я отвечаю за
весь инвентарь и знаю, что постоянные поставки пропадают без вести. Но я позволяю им
эти нарушения, просто чтобы не рушить систему. Несколько лишних кусков хлеба, или
мыла держат моих солдат в здравом настроении; они усерднее работают, если здоровы, и
к тому же большинство из них отдают эти продукты своим супругам, детям,
родственникам. Такую уступку я могу позволить.
Но есть несколько вещей, которые я не прощаю.
Я не считаю себя нравственным человеком. Я не философствую о жизни и не
беспокоюсь насчет законов и принципов, которыми регулируются многие люди. Я не
берусь за различие хорошего и плохого. Но я живу по определенному кодексу. А иногда я
думаю, мы должны научиться стрелять первыми.
Симус Флетчер убивал свою семью. И я выстрелил ему в лоб, потому что думал, что
это гуманнее, чем разорвать его на куски собственноручно.