Это просто моделирование. На мне все та же одежда, те же волосы, и даже покрытие
пола не изменилось. Мне ничего не остается, кроме как создать клона самого себя и
вручить ему пистолет.
Он, не переставая, смотрел на меня.
Один.
Он поднимает голову.
- Готов? – спрашивает он, а затем делает паузу. – Боишься?
Мое сердце начинает учащенно биться.
Он поднимает руку, слегка улыбаясь.
- Не волнуйся, - говорит он. – Все сейчас закончится.
Два.
- Еще немного, и я уйду, - проговаривает он, тыча пистолетом в мой лоб.
Мои ладони потеют. Пульс учащается.
- Все будет в порядке, - лжет он. – Я обещаю.
Три
Глава 17
- Ты уверен, что не голоден? – интересуется у меня отец, продолжая жевать. – Еда
действительно неплохая.
Я чуть сдвинулся, продолжая сидеть на стуле. Сосредоточил свое внимание на
складках штанов, что на мне.
- Хм? – произносит он. Я на самом деле ощущаю его улыбку.
Я осознаю причину присутствия солдат, которые стоят вдоль стены. Он всегда держит
их настолько близко, чтобы те всегда оставались в конкуренции друг с другом. Их первым
заданием было определить слабое звено среди одиннадцати человек. А самый
убедительный довод – избавиться от цели.
Мой отец находит такие методы забавными.
- Боюсь, что не голоден. Из-за лекарства, - я лгу, - у меня нет аппетита.
Ах, - он вздыхает. Слышу, как он положил столовые принадлежности. – Конечно. Как
неловко.
Я молчу.
- Оставьте нас.
Только два слова, а его люди уже исчезли в мгновение. За ними закрылись двери.
- Посмотри на меня, - проговаривает он.
Я поднимаю взгляд, глаза лишены эмоций. Я ненавижу его лицо. Я терпеть не могу
так долго смотреть на него; мне не нравится быть под влиянием такого бесчувственного,
как он. Его не мучает то, что он делает, или как живет. На самом деле, он пользуется этим.
Он стремится к силе; он думает, будто непобедим.
И, в некотором роде, он прав.
Я пришел к выводу, что самый опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует
угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его.
Потому что, в конце концов, наши эмоции делают нас слабыми, не действия.
Я отворачиваюсь.
- Что ты нашел? – спрашивает он без прелюдий.
В уме тут же всплывает блокнот, лежащий в моем кармане, однако я не двигаюсь. Я не
рискую даже вздрагивать. Люди редко осознают, что лгут они устами, но правда всегда
остается в их глазах. Оставьте человека в комнате с чем-то, что он должен спрятать, а
затем спросите его, где он спрятал эту вещь; он скажет, что не знает; что вы спрашиваете
не того человека; но его взгляд почти всегда будет устремлен в нужном направлении. И
сейчас я осознаю, что мой отец наблюдает за мной, ожидая, куда я посмотрю, или, что
скажу в следующий момент.
Я расслабляю свои плечи и медленно, почти незаметно делаю вдох, чтобы успокоить
сердцебиение. Я не отвечаю, делая вид, что задумался.
- Сын?
Я поднимаю взгляд, имитирую удивление.
- Да?
- Что ты нашел, когда обыскивал ее комнату сегодня?
Я выдыхаю. Качаю головой и откидываюсь на спинку кресла.
- Разбитое стекло. Растрепанная кровать. Ее шкаф полностью открыт. Она взяла
только несколько туалетных принадлежностей, немного одежды и нижнего белья. Все
остальное оставалось на своих местах.
Ничего из этого не было ложью.
Я слышу, как он вздыхает. Он отталкивает от себя тарелку.
Я ощущаю жжение в верхней части моей ноги, которое вызвал ее блокнот.
- И ты говоришь, что не знаешь, куда бы она могла отправиться?
- Я знаю только то, что она, Кент и Кишимото должны быть вместе, - отвечаю я. –
Дэлалью говорит, что они угнали машину, но ее след пропал в заброшенной области. Мы
отправили туда патруль, обыскивали все в течение нескольких дней, но ничего не нашли.
- И где, - спрашивает он, - ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли
ли они перейти в другой сектор?
Его голос понижается. Он развлекается.
Я смотрю на его улыбающееся лицо.
Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы,
собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю
неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал
неправильные решения.
Он просто смеется надо мной.
- Нет, - отвечаю я твердым, ровным голосом. – Я не думаю, что они бы сделали что-то
настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни
возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от
любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная,
оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах.
Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не
знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы
тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к
использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды,