Мне нравится делать обходы.
Это странное место для поиска убежища, но есть что-то такое в наблюдении за лицами
гражданских на такой большой территории, что напоминает мне о том, как я должен
поступить. Я так часто ограничивал себя стенами штаба Сектора 45, что уже забыл лица
тех, с кем мы воюем, и тех, за кого мы воюем.
Мне нравится вспоминать.
Большую часть времени я посещаю каждый кусочек всех соединений; приветствую
жителей и спрашиваю об условиях их жизни. Я не могу помочь, но мне интересно, какая у
них сейчас жизнь. Потому что для многих других мир изменился, но для меня он всегда
был одинаковым. Регламентированный. Изолированный. Холодный.
Было время, когда все было куда лучше, и мой отец не был таким злым. Мне было
около четырех лет. Он разрешал мне сидеть у него на коленях и шарить по его карманам.
Мне хотелось получить что-то, чтобы сохранить это в сознании надолго.
Но это была лишь его версия игры.
Я обернул пальто плотнее вокруг себя, и почувствовал, как материя давит на спину.
Не желая того, я вздрогнул.
Теперь я знаю, что жизнь – это единственное, что имеет значение. Удушье, роскошь,
бессонные ночи и гора трупов. Меня всегда учили сосредотачиваться на власти и боли,
получать и причинять.
Я не жалею ни о чем.
Я беру все.
Это единственный способ, который я знаю, чтобы жить в этом потрепанном теле. Я
освободил разум от вещей, что мешают мне и давят на душу, я беру все, что только могу,
и это не приносит мне большого удовольствия, проходя этот путь. Я не знаю, какого это –
жить нормальной жизнью, я не знаю, как сочувствовать жителям, которые потеряли свои
дома. Я не знаю, что это для них значило, прежде чем Восстановление взяло все на себя.
Так что я просто пользуюсь прогулкой.
Я люблю наблюдать, как живут другие; мне нравится, что закон обязывает их отвечать
на все мои вопросы. В противном случае, я бы не смог узнать об этом.
Но мое время закончено.
Я почти не обращал внимания на часы, когда покинул базу, и сразу понял, что скоро
заход солнца. Большинство гражданских возвращаются домой под вечер, их тела
склонены, ёжась от холода, они группируются в кучку, по меньшей мере, тремя семьями.
Эти временные дома построены из грузовых сорокафутовых контейнеров; они
расположены рядом друг с другом как внизу, так и вверху, объединяясь в группки по
четыре, или шесть. Каждый контейнер был изолирован; оборудован двумя окнами и одной
дверью. Лестница, ведущая наверх, прикреплена с обеих сторон. Крыши снабжены
солнечными батареями, которые обеспечивают бесплатным электричеством каждую
группу.
Это то, чем я горжусь.
Потому что это было моей идеей.
Когда мы искали временное убежище для гражданского населения, я предложил
реконструировать старые транспортные контейнеры, которые выравнивают доки каждого
порта по всему миру. Они не только дешевые, легко воспроизводящие, но и портативные,
и обладают хорошей стойкостью. Они требуют минимального строительства, и с
правильной командой за несколько дней могут быть готовы тысячи жилых помещений.
Я опровергнул идею отца о том, что это может быть наиболее эффективным
вариантом; временное решение проблемы, менее жестокое, чем палатки, перед выдачей
надежного жилья. Но результат был настолько эффективным, что Восстановление не
видела смысла в модернизации. Здесь, на земле, которая раньше считалась свалкой,
обустроены тысячи контейнеров; скопление выцветших, прямоугольных кубиков,
которые легко контролировать, просто наблюдать за ними.
Люди по-прежнему твердят, что это временные жилища. Что однажды, как в их
воспоминаниях, они вернуться к старой жизни и все будет так же ярко и красиво. Но все
это ложь.
Восстановление не планирует перемещать их.
Мирные жители тут как заключенные, находясь в этих контролируемых сооружениях;
контейнеры стали их тюрьмами. Все было продумано – люди, их дома, важность для
Восстановления.