Умышленная блокировка

Но что бы сестра ни спрашивала, ей только удалось узнать, что ее брату кто-то что-то обещал дать, но так и не дал. И он все время хлопал себя по голове, будто пытался вытряхнуть из нее что-то.

Алексей вернулся из города, привез газонокосилку и новый насос. Старый уже окончательно сдох, только хрюкал, но уже не качал воду.

— Привет, — издалека крикнул ему Нико.

Агент вздрогнул, он так и не смог привыкнуть к такой резкой перемене в мужчине. Он то по-идиотски улыбался, то вдруг начинал задавать осознанные вопросы. Иногда он был свидетелем того, как Нико доставал из старой сумки очередную тетрадь, брал ручку и начинал с увлечением писать. Это могло продолжаться с самого утра до тех пор, пока его не позовут ужинать.

«Что он пишет, откуда берет все это?» — думал Алексей, составляя очередной отчет в контору.

В глазах опять что-то замелькало, но Никоша уже привык к этому, замер и стал ждать.

Все изменилось, голубое небо стало бездонным, старый сарай выглядел как набор цифр, а шум газонокосилки — как код, в котором скрыты голоса энергии.

Он не знал что с этим делать, хотелось поделиться, но как? Его пальцы машинально открывали тетрадь. Не тратя времени даром, он садился в тени кустов и, подложив книжку, продолжал писать. Символы, что он выводил, были не похожи не те, что используют на Земле.

— Что это? — спрашивал его Алексей, но Нико пожимал плечами, говоря тем самым, что и сам не знает. — Откуда ты это берешь?

— Не… — только и говорил он, смотрел на то, что сам написал. Начинал улыбаться, будто любовался картиной.

— Что ты написал? — допытывался агент, но уже знал, что не получит ответа.

Стринов получил от Игоря еще несколько тетрадей. Ему их передала Светлана, с которой он дружил. Геннадий Николаевич нехотя взял пачку.

— Это шутка?

— Нет, — уверенно ответил студент.

— Зачем все это?

— Не знаю, он просто пишет и пишет.

— И много уже написал?

— Более шестисот тетрадей.

— Серьезно? — брови профессора поднялись вверх.

— Да, у них дома сундук и комод, полный ими. Что это?

Геннадий Николаевич с недоверием посмотрел на Игоря, после открыл тетрадь и стал смотреть на абракадабру, таким ему казались эти записи.

Он весь вечер просидел с ними. Что-то знакомое, но что? Так и не мог разобраться. Любопытства ради Стринов послал копию страниц своему другу математику, а второй экземпляр — физику. Но и у них мало что вышло.

— Ты знаешь, Ген, вот тут что-то похоже на дифференциальные уравнения, но скажу честно, ничего не понял из всего этого. Зачем тебе эта галиматья?

И Стринов рассказал историю мальчика Дауна, который только и делает, что пишет и пишет.

— А ты сам его видел? Стоп, подожди… — в трубке повисла тишина. — Похоже, это…

— Что?

— Теорема Кронекера Вебера об абелевых полях. Если помнишь, теорема утверждает в алгебраической теории чисел, согласно которому каждое конечное абелево решение поля рациональных чисел Q, или, другими словами, каждое алгебраическое силовое поле, чья группа над Q является абелевой, является подполем некоторого кругового поля, то есть поля, полученного присоединением корня из единицы к рациональным числам.

— Не хочешь ли ты сказать, что Даун ее доказал?

— Ничего не хочу говорить, эти символы мне непонятны, но в них что-то есть из теоремы Кронекера.

Нико как и обычно сидел в кустах. Он давно уже вырос, но так и не покинул дом своей матери. Согнувшись в три погибели, он аккуратно выводил цифру за цифрой. Иногда писал символы и что-то бормотал.

— Он говорил вот тут, — Нико коснулся своего лба, улыбнулся мужчине. Его взгляд резко изменился, и глаза приобрели нормальные очертания. — Я помню тот день. Машка не хотела уходить с поля и бодалась. Он появился вот тут, — его палец опять ткнул в лоб, — и стал говорить, что хочет дать мне самое ценное, но он обманул. Он показал мне светлячка, но тот испортился и пропал, — Нико с грустью опустил взгляд на ладони, будто искал в них того самого светлячка. — Ничего не было.

— Совсем? — поинтересовался Геннадий Николаевич.

— Совсем, — расстроенно сказал Нико, и несколько раз щелкнул ручкой. — Он меня обманул.

— А это? — спросил профессор, показывая на то, что Нико писал.

— Не знаю. Иногда думаю, что это круг, а вот тут, — он порылся в тетради, открыл лист и, показав его, продолжил. — А это блокиратор торможения в Альфа переход. А это… — он опять порылся и достал толстую пачку бумаги. — Тут описано поле, которое может искривлять гравитационные показатели, а тут…

Стринов понимал, что Нико всю жизнь писал то, что ему дали. Как это произошло, он не задавался вопросом, да и важно ли это. Перед ним лежали груды данных, в которых будет разбираться не одно поколение. Да и смогут ли они окончательно понять, что это? Но то, что это бесценный труд, он уже давно понял, поэтому пятый год день ото дня приходил к Нико и расшифровывал его записи.

«Я знаю лишь то, что ничего не знаю», — твердил про себя Стринов, открывая очередную тетрадь Нико.