Умный выстрел

…Мой брючный ремень был многофункциональным. Справа на нем крепилась кобура под служебный «иж-71» (тот же «макаров», только с другим (9х17) патроном и магазином, в моем было восемь патронов). Слева – прочный чехол для компактного фотоаппарата с функцией видеокамеры. Рядом на прищепке пристроился мобильник, загодя переключенный на режим «только вибро». Выкидной нож с широким лезвием нашел себе место в упряжи на правой ноге и был скрыт под штаниной, и тоже в чехле с какой-то «хитрой» кнопкой: чехол трудно было закрыть, а вот открывался он легко.

Я выкатил из гаража байк. Говорят, гордость не оседлаешь. Это неправда. Пусть не так часто, как мне хотелось, я садился на байк, эту свою гордость и давнюю страсть, и полностью подчинял его себе.

Он был легкий и маневренный, годился как для города, так и для легкого бездорожья, этакая двухколесная японская «Нива». С кик-стартером «Судзуки Эндуро» весил немногим больше ста двадцати килограммов, но был чрезвычайно мощным.

В черной куртке, в шлеме с зеркальным экраном, я слился с черным же байком, и мы стали единым целым. Мысленно проложив путь до Сумского проезда, я одним движением ногой завел мотоцикл и рванул с места…

Я имел несомненное преимущество перед автомобилями. В этом достаточно плотном вечернем потоке я перестраивался из одного ряда в другой, форсируя передачи, а потом притормаживая, и порой всего несколько сантиметров отделяло руль байка от стекла какого-нибудь навороченного паркетника, словно привязанного к своей полосе.

Через полчаса я, оставляя справа конноспортивный комплекс «Битца», был на месте. Свернув с Сумского проезда в лесок, я выключил зажигание и укрыл мотоцикл в ивовом кустарнике.

Коттедж директора волжского яхт-клуба граничил с Битцевским лесопарком и находился на одной короткой улочке с тремя другими похожими домами. Коттедж Перевозчикова был крайним, и мне не составило труда обойти его с тыльной стороны. Участок под домом был равен двум стандартным дачным участкам и со стороны лесопарка был огорожен как деревянным забором, так и живой изгородью. Последняя представляла собой постриженные и сросшиеся между собой ели; такой эффект достигается, когда у пятилетних елей отпиливают верхушку и они начинают разрастаться в ширину. Я не раз видел такие натурально непролазные заросли, и в этих я не без труда нашел место, откуда можно было проникнуть на территорию дома. Мне пришлось обрезать ножом пару-тройку раскидистых лап и буквально проползти в этот лаз, придерживая рукой шлем.

Я попал сразу на садовую дорожку из бульварного камня. Петляя между валунов, нагромождения камней и разросшимся кустарником, я подумал о предусмотрительности создателя этого альпийского сада: он сотворил идеальные условия для проникновения извне. Я передвигался короткими перебежками – от каменной горки к скале, от скалы к кустарнику, маскируясь за ними и сканируя обстановку.

Условия, в которых я оказался, были тяжелыми: участок тонул во мраке, а единственный источник света находился над кирпичным порталом. Лампа уличного освещения роняла розоватый свет на крышу парадного входа и на мощеный подступ к нему. Остальное можно было разглядеть лишь при свете луны. Остальное – это, в частности, подсвеченная изнутри входная дверь, верхняя часть которой была застеклена и забрана кованой решеткой. Я и видел только ее верхнюю часть.

Радости в этом доме было не больше, чем в похоронном бюро. Внутри царило напряжение. Вообще я не рассчитывал на такой эффект. Директор яхт-клуба не ожидал скорого освобождения. И он ломал голову – кто стоит за этим актом милосердия. Адвокат? Нет. Прокурор? Однако добрый прокурор хуже злого адвоката. Перевозчиков заперся в своем доме, приглушив свет и звук во всех комнатах. Он походил на трусливого паука, подкарауливающего героически настроенную муху. Я вообще-то представлял себе другую картину – праздничную. Все-таки освобождение из-под стражи – событие, а событие принято отмечать. Но уже неважно, какие мысли копошились в моей голове.

Я поставил себе цель – выявить связи Вадима Перевозчикова, и оптимальное время и место для этого – день его освобождения, в его доме. Точнее, не день, а вечер. Тактичный гость даст узнику смыть с себя следы пребывания в следственном изоляторе, даст возможность прийти в себя – в кругу самых близких, а это жена и дочь. Но директор – деловой человек и не станет откладывать на завтра то, что можно и нужно сделать сегодня. Здесь и сейчас – это состояние, знакомое всем бизнесменам. Я кое-что слышал об этом правиле: в нем нет места стрессам, поскольку бизнесмен рискует только определенной суммой денег, которую он готов потратить на сделку, не пытается что-то доказывать рынку или самому себе. Расчетливый делец, он знает, что каждый контакт с клиентом – это сделка.

У меня была возможность поставить в подходящем месте закладку с функцией накопления информации, и я пока что не отказался от этой идеи. Сейчас самое точное, идеально фиксирующее устройство – это мои глаза, мои уши, мой нюх. Потому что я – ищейка. И я не ошибся в выборе места и времени. Особенно – времени. Я услышал невнятные голоса… Вначале мне показалось – мужской и женский. Но я ошибся: беседу вели мужчины. Один говорил низким голосом, у второго голос был много выше. Бас и тенор. Отсюда и первоначальная путаница в идентификации голосов.

Два человека вели беседу на улице. Кто они – гости? Вышли покурить и проветриться? А может, это гость и хозяин? Неважно. Потому что стать свидетелем такой беседы – уже удача. Я буквально напоролся на везение, столкнулся с фартом лицом к лицу. В этой беседе могла проскользнуть информация, та самая золотая песчинка, ради которой живут и трудятся по всему миру миллионы разведчиков разных мастей. Добытая информация – это венец творения разведчика. Информация правит миром. Она же разжигает войны, она же и предотвращает их. Информация делает бедных богатыми и наоборот (хотя чаще всего – она делает богатых еще более богатыми). Ни золото, ни бриллианты не стоят так дорого, как вовремя доставленные по назначению сведения. «Кто владеет информацией, тот владеет миром», – сказал Ротшильд.

Это мое внутреннее чутье привело меня сюда в этот час и в эту минуту, когда под луной можно было скрыться и увидеть все. Я не торопился: чем длиннее разбег, тем дальше прыжок…

Послышался низкий с хрипотцой голос; мне казалось, раньше я уже где-то слышал его. И еще одно сомнение: не намеренно ли этот человек изменил тембр голоса ? Не боится ли он, что его могут подслушать и идентифицировать?

– Я обещал вытащить тебя и обещание выполнил. Я всегда держу слово. А ты?

– Что – я?..

– Еще до ареста ты обещал завязать…

Я подобрался к дому достаточно близко, чтобы разглядеть незнакомца. Он стоял ко мне спиной, заслоняя собой другого человека – скорее всего, хозяина дома. Обычно так и стоят: хозяин спиной к двери, гость – лицом к хозяину. Либо последний не хочет впускать гостя внутрь, либо гость забежал на минутку и сам отказался зайти.

Гость был высокого роста, плотного телосложения. Хотя… Вот он сделал жест рукой, и пола его куртки откинулась в сторону. Куртка была расстегнута. Лишенная определенной формы, она в данном случае полнила этого человека.

Я приготовил фотоаппарат. Затвор у него работал бесшумно, вспышка отключена, линзы объектива не бликовали. Я даже опустил забрало шлема, чтобы не выдать свое белое лицо на черном фоне. Я хотел сделать несколько снимков, но передумал и переключил камеру в режим видео. И вдруг стоящий ко мне спиной человек ретировался. Для меня это стало полной неожиданностью. Ведь он не попрощался с хозяином, не подал ему руки, не кивнул. Просто шагнул назад, попадая на ступеньку, и еще раз – попадая на другую с точностью до сантиметра. Идеально. Как будто глаза у него были на затылке. Или… он был слепой. Слух, небывалое чутье компенсировали ему отсутствие зрения. В ту же секунду я понял: он действительно увидел меня. Чрезмерная и несвойственная мне осторожность подвела меня. Не бронированный экран шлема, а сам шлем отразился в верхней части входной двери. Отступая, незнакомец стрелял. Один шаг – выстрел. Другой – выстрел. Затем резкий поворот, и он, закрывая лицо одной рукой, выстрелил в мою сторону. Я припал к земле, и пуля просвистела в метре над моей головой. Вторая попала в шлем и срикошетировала от него. Я отпустил камеру, и она повисла на ремешке на моем запястье. Освободив кобуру от пистолета, я приготовился к ответному выстрелу. Незнакомец за это время успел еще дважды выстрелить в мою сторону и приблизиться к главному входу. Он распахнул калитку, вмонтированную в створку ворот, но вышел не сразу – а спустя пару секунд. Я отдал ему должное: он знал толк в таких делах. Если бы он был моей целью, я бы выстрелил в проем, отработав на опережение. Но отработал бы впустую…

Я кинулся к порталу. В тот момент, когда я склонился над телом Перевозчикова, за забором взревел двигатель и взвизгнули шины рванувшей с места машины… Я поставил себе жирный кол за эту вылазку: сразу полез в тыл, не удосужившись проверить обратную сторону! А вернее, с точки зрения планирования этой операции, фронт и тыл для меня поменялись местами. Для меня фронт там, где жарко. А поступи я по-другому, у меня был бы номер машины, на которой умчался киллер. Или хотя бы марка его авто.

Перевозчиков лежал на спине, подперев головой дверь. Он получил два ранения в левую половину груди, и шансов выжить у него не было.

Я поднял голову в тот момент, когда в меня через застекленную часть двери впились чьи-то глаза. Затем раздался оглушительный женский крик. До смерти напуганная, женщина отпрянула от двери. Я был в шлеме с непроницаемым забралом, в руке пистолет, и, конечно, она увидела во мне убийцу, а не клоуна с водяным пистолетом. И мой образ напугал ее больше, чем смерть мужа.

Я находился в глубоком цейтноте, тем не менее сумел выжать из него несколько мгновений для осмотра. Ни на выложенном плиткой полу портала, ни за его «разумными» пределами я не нашел ни одной гильзы. Ни одной из шести…

То ли жена Перевозчикова решила, что я ушел, то ли она перешагнула через страх перед убийцей. Дверь открылась лишь наполовину – помешало тело. Я не дал женщине опуститься над ним. Собственно, мне нужен был ответ на вопрос, на который не успел ответить сам Перевозчиков: с чем он обещал завязать еще до ареста? Схватив женщину за руку, пугая ее собственным же отображением в зеркале шлема, я озвучил вопрос. Не сомневаясь, что его ей задает убийца, она ответила, трясясь всем телом и заикаясь:

– На…нар-котики. Он по… подсел на героин.

– Кто приходил к нему?

– Когда?

– Только что! – Я жалел, что не смогу объяснить ей положение дел буквально на пальцах, и если начну с того, что не я убил ее мужа, вообще не получу ответа, загнав ее в тупик. И ответ ее мне показался бессмысленным:

– Не знаю. Они условились по… по телефону. Он вышел сам и сказал, чтобы я не выходила.

Все. Пора заканчивать этот «горячий» допрос. Ничего внятного от нее я больше не услышу.

Остановив видеозапись, я кинулся к живой изгороди и с ходу проскользнул в лаз. Стартер моей «Судзуки» и в этот раз не подвел меня, и я буквально вылетел из кустов, низко пригнувшись к рулю. Я дал газу и не успел сбросить его на повороте, ушел в занос и едва не вмазался в грузовую «Газель», оставив свои следы в хитросплетении улиц и улочек, зажатых между Балаклавским, Севастопольским и Нахимовским проспектами.

Вот показалась Нагорная улица – поворот на Ремизова – съезд во двор – дом номер 13. Меня не смутило это несчастливое число. Выключив зажигание, я дотолкал байк до гаражей. В темноте я увидел ослепительную улыбку фортуны: она притаилась между двумя гаражами, куда как раз и уместился мотоцикл. Только здесь, в пропахшем мочой пространстве, я смог перевести дух. Вытянул руки, на одной из которых болтался на ремешке фотоаппарат, и глянул на свои пальцы. До этого мне казалось, они дрожали, как с перепою, но нет: я мог запросто, с первого раза вдеть нитку в иголку. И в кнопки мобильника я попал и ни разу не ошибся. И снова я по давней привычке считал гудки: один, два, три… Мужской голос оборвал отсчет:

– Да?

– Привет!

– Привет. Кто это?

Если мне не изменяла память, а она запросто могла вильнуть на сторону хотя бы после очередного похода в кабак, звонил я этому человеку всего один раз, и вряд ли он сохранил тот входящий под каким-нибудь именем. Хотя мог бы обозначить его, например, одной буквой – «П». Или «Б».

Я назвался:

– Это Павел Баженов.

Он не сразу сообразил, кто такой Баженов, наконец протянул: «А-а…»

– Ты сейчас дома? – спросил я с надеждой в голосе.

– А что?

– Возьми ключи от гаража и спускайся. Я жду тебя внизу, – сказал я тоном, не требующим возражений.

В непродолжительных, но довольно-таки частых беседах с букмекером я выяснил важную (ключевую в этот момент) вещь: во дворе его дома у него был гараж. Я часто видел его «Акуру» возле офиса, и сейчас она была где-то рядом, за тонкой стеной одного из металлических гаражей.

– Забавно, – отметил Андрей Страшнов. – Я как раз собрался подняться.

Что бы это значило?

Я припомнил любопытный факт: однажды я встретился с Аннинским в букмекерской конторе, где круглый год предлагаются клиентам для прогноза до десяти популярных событий, за исключением конца декабря и начала января, когда спортивная жизнь уходит в тень рождественских и новогодних праздников. Озираясь в конторе, как в глухом лесу, Аннинский сказал: «Ни разу здесь не был». Я предложил ему сделать ставку, он отказался: «Говорят, эта штука затягивает, как болото». – «Что верно, то верно», – подтвердил я. Потом мы с ним приступили к обсуждению одного дела. Я разыскивал одного человека и надеялся на помощь Аннинского. Фигура заметная – рост под два метра, спортивное телосложение… Аннинский пообещал посмотреть по оперативным базам. Помнится, я сказал ему: дело срочное, а он ответил: «Ну тогда я побежал». В тот день я скрыл от Аннинского, что веду розыск члена банды «Бешеные псы», а когда он узнал об этом, у нас возникла ссора. В той короткой драке я вышел победителем, едва не сломав Виталию нос, но не был горд собой. У меня хватило ума извиниться перед ним в тот же вечер…

…Шестое чувство выгнало меня из укрытия. Я включил фонарик и изучил следы на глинистой улочке. Свежие отпечатки протекторов привели меня к стандартному гаражу с двускатной крышей и высокой трубой-вытяжкой. Характер следов подсказал: водитель загнал машину задним ходом. И я представил себе «Акуру», слепо пялящуюся изнутри на ворота.

– Руки вверх! – раздался позади приглушенный голос. И я чуть было не подчинился ему.

Букмекер у меня за спиной хрипло рассмеялся, довольный произведенным эффектом.

– Только что вернулся? – спросил я, поворачиваясь к нему лицом. – Допоздна принимал ставки?

– Точно, точно, – ответил Страшнов и огляделся: – Странно видеть тебя здесь. Обычно мы встречаемся в конторе.

– Сам себе удивляюсь, – откликнулся я. И приступил к делу: – Приюти мой байк на сутки-двое.

Букмекер засыпал меня вопросами:

– Дать приют не тебе, но твоему байку? Неприятности на дороге? Сбил кого-нибудь или зацепил иномарку? – Он придвинулся ко мне вплотную. – Господи упаси – не «Майбах» ли?!

– Ни то, ни другое, ни третье. Не спрашивай. Просто помоги, если можешь.

– Почему нет?

Страшнов открывал замок, повернувшись ко мне спиной. И напомнил мне рядового клиента у банкомата. Сейчас за его широкой спиной, обтянутой плотной рубашкой в клетку, невозможно было разглядеть даже дверь, не то что навесной замок, на котором он набирал код…

Открыв дверцу, могучий букмекер вошел внутрь и распахнул створки ворот. Зафиксировав их выдвижными штырями, он сел в машину и завел ее. Выехал и снова заехал – так, чтобы с одной стороны осталось место для моего байка. По тому, как завелся двигатель, я на слух определил, что тот был прогрет.

Не прошло и минуты, как компанию «Акуре», произведенной на платформе «Хонда Аккорд», составила моя «Судзуки».

Я поблагодарил его и сказал:

– Увидимся.

А прозвучало как «сочтемся». Я пошел прочь, оставляя в чужом гараже свою гордость, свою воплощенную в реальность ревущую мечту… и трофейный шлем. И уже совсем не ожидал окрика:

– Я могу тебя подбросить.

Мне не стоило отказываться от помощи, и я, назвав адрес: Учебный переулок, дом 2, дождался, когда Страшнов выгонит свою «Акуру» из гаража и снова закроет его…