То же самое можно сказать и о всх тх средствах борьбы, на которыя нам указывают. Есть, напримр, анархисты, которые из ненависти к собственности доходят до оправданія воровства, и даже – доводя эту теорію до абсурда – до снисходительнаго отношенія к воровству между товарищами.
Мы не намрены, конечно, заниматься обличеніем воров: мы предоставляем эту задачу буржуазному обществу, которое само виновато в их существованіи. Но дло в том, что когда мы стремимся к разрушенію частной собственности, мы боремся главным образом против присвоенія нсколькими лицами, в ущерб всм остальным, нужных для жизни предметов; поэтому всякій, кто стремится создать себ какими бы то ни было средствами такое положеніе, гд он может жить паразитом на счет общества, для нас – буржуа и эксплуататор, даже в том случа, если он не живет непосредственно чужим трудом, а вор есть ничто иное, как буржуа без капитала, который, не имя возможности заниматься эксплуатаціей законным путем, старается сдлать это помимо закона – что нисколько не мшает ему, в случа, если ему удастся самому сдлаться собственником, быть ревностным защитником суда и полиціи.
Какое для нас, революціонеров, лучшее средство достигнуть революціи? Развитіе человческаго достоинства, подъем нравственнаго уровня, развитіе в человк независимости и гордости, которыя заставляют его не подчиняться чужому произволу, сопротивляться всякому угнетенію, возставать против всего, что ему кажется ошибочным или нелпым. Вс окольные пути, вс мелочныя и унизительныя уловки, вс старанія обойти тот или другой пункт закона могут с нашей точки зрнія, только повредить пропаганд, только отдалить нас от цли. Они принуждают к таким низменным поступкам, которые мы, вообще, отвергаем, и вмсто того, чтобы возвышать характер человка, наоборот, портят и принижают его, пріучая употреблять всю свою энергію на мелочи. Мы одобряем, напримр, (и хотли бы, чтобы подобные факты повторялись чаще) человка, который, будучи поставлен нашей общественной организаціей в невозможность жить, открыто и силой захватывает то, что ему нужно, громко провозглашая свое право на существованіе; но мы относимся совершенно холодно и равнодушно к поступкам, входящим в категорію обыденнаго воровства, потому что в них нт того характера общественнаго протеста, который, по нашему мннію, должен быть ясно виден во всем, что длается с цлью пропаганды.
То же самое можно сказать и о «пропаганд длом». Чего только не говорилось по этому поводу, каких только нелпых взглядов не высказывалось, как со стороны защитников, так и со стороны противников этого пріема борьбы?
«Пропаганда длом» есть ничто иное, как мысль, перешедшая в дйствіе, а в предыдущей глав мы видли, что сильно чувствовать что-нибудь значит вмст с тм стремиться примнить свое чувство в практической жизни. Это – достаточный отвт противникам. Но, с другой стороны, мы встрчали и таких сильно увлекающихся, но мало думающих анархистов, которые хотли свести все к одной только пропаганд дйствіем; убивать буржуа, истреблять фабрикантов, поджигать фабрики, разрушать зданія – вн этого для них не существовало ничего. Всякій, кто не говорил об убійствах или поджогах, не был, в их глазах, достоин названія анархиста.
Мы вполн сочувствуем практическому длу вообще: дло, это, как мы уже говорили – цвт мысли. Но нужно все-таки, чтобы оно имло какую-нибудь цль, чтобы человк сознавал, что он длает: иначе его дйствіе обратится против него самого.
Представим себ, напримр, что сгорит какой-нибудь, находящійся в полном ходу, завод, на котором работают, скажем 50, 100, 200 или 300 – все равно, сколько – рабочих. Хозяин этого завода ничм не отличается от всх остальных: он не хорош, не дурен, ничего особеннаго сказать о нем нельзя. Ясно, что если кто-нибудь ни с того ни с сего подожжет этот завод, то из этого выйдет только то, что рабочіе окажутся выброшенными на улицу и, раздраженные бдственным положеніем, в котором они временно очутятся, несомннно не станут доискиваться мотивов, которые толкали поджигателя, а обратятся против него и против вдохновляющих его идей. Вот – послдствія необдуманнаго поступка.
Но допустим, что борьба между хозяевами и рабочими обострилась, что происходит стачка. В числ хозяев есть такіе, которые выдаются среди остальных своей жестокостью – которые вызвали своей особенно сильной эксплуатаціей эту стачку, или своим упорством затягивают ее, мшая другим хозяевам уступить; они, несомннно, навлекут на себя непріязнь рабочих. Представим себ теперь, что такого хозяина найдут гд-нибудь убитым, причем тут же будет записка, объясняющая, что его убили именно как эксплуататора, или допустим, что по тм же причинам подожгут его завод. Тут же уже сомннія в мотивах дйствія быть не может, и мы уврены, что рабочій мір встртит такой акт сочувственно. Это – поступок обдуманный. В каждом данном случа, слдовательно, нужно подчинять свои дйствія общему руководящему принципу.