Умид. Сын литейщика

— Как ей жить? Хорошо живет. Я денно и нощно смотрю за ней. Наша Хафизахон умная и славная девочка, по дому мне всегда помогает и о своих делах не забывает, дай аллах ей здоровья.

В этот момент калитку открыл Кудратджан. Глядя на сестру исподлобья, он медлительной, переваливающейся походкой приблизился к айвану. С его появлением восторг на лице Хафизы тут же уступил место тревоге. Она сразу посерьезнела и, возвратив Алишера бабушке, стала расспрашивать у матери об отце, все ли благополучно у него на работе. А мать придирчиво присматривалась к ней, прислушивалась к интонациям ее голоса. И с удовлетворением отметила про себя, что дочь достаточно серьезна, не верещит, как некоторые девицы-пустомели, об их здоровье справилась не просто чтобы спросить, а с неподдельным беспокойством и, выслушав ее, теперь деловито рассказывает об экзаменах, о преподавателях, которые проводят консультации, и о своей подружке Раано. От ее внимания не ускользнуло и то, что дочь похудела за последнее время, да и побледнела, будто загар и не касался ее лица. «Наверно, много занимается, не жалеет свою головушку», — подумала мать, и сердце ее заполнили жалость и нежность к единственной своей баловнице дочери, на которую уже с семи лет, с той поры как пошла в первый класс, навалились заботы. И как Нафисе-апа ни было жаль ее отрезанных кос, она в душе признала, что новая прическа идет ей еще больше. Волнистые, аккуратно уложенные волосы красиво обрамляют чуть продолговатое, тонко очерченное лицо, подчеркивая его белизну. А ресницы и брови на светлом лице так черны, что Нафиса-апа, усомнившись, послюнила уголок платочка и попыталась было их вытереть, чем заставила дочку долго переливчато смеяться.

— Что вы, мама, зачем мне их красить, когда они у меня и так черные! — сказала наконец Хафиза.

Матери нравилась манера дочери, подобно всем ее сверстницам, вставлять в разговор русские словечки. Ну, всем ее дочка хороша! Даже атласное платье на ней сидит так ловко, как ни на одной другой девушке. И особенно Нафиса-апа радовалась, что видит дочку здоровой и невредимой, жизнерадостной, какой она была всегда. Она поглядела на Кудратджана, который стоял насупясь, и покачала головой.

— Ай, сынок, зачем было посылать нам такое письмо? Я же десять лет жизни потеряла, переволновалась, — проговорила она и утерла платочком выступившие на глазах слезы.

— Говорила этому непутевому, чтобы показал мне письмо! Что ты написал? — строго спросила Хафиза у братца.

— Не твоего ума дело, — огрызнулся Кудратджан, уверенный в том, что родители для того оставили его здесь, чтобы он присматривал за сестрой. Отец, уезжая, сказал: «Сынок, ты остаешься за мужчину, береги бабушку и сестру, смотри за ними». Бабушка, правда, до сих пор у него беспокойства не вызывала. Но Хафиза…

— Противный! — сказала ему вдруг Хафиза.

— Повтори-ка еще раз, схлопочешь! — сказал брат, подступив к ней с грозным видом.

— Ну-ка прекратите! — сказала бабушка. — Или я вас обоих сейчас огрею метелкой. Лучше помойте руки да присаживайтесь поскорее к дастархану, не завтракали ведь еще.

Хафиза постелила на хонтахту скатерку и в большом, разрисованном розами чайнике заварила чай.

Кудратджану бабушка велела сходить к соседям и одолжить касу сметаны. Когда он вернулся, злость у него вся выветрилась. Мурлыкая под нос какую-то песенку, он пристроился около хонтахты рядом с матерью. Алишер сидел на коленях у бабушки и, сколько та его ни улещивала, бил о край касы со сметаной чайной ложкой и радостно смеялся звону. Он сразу позабыл об этой забаве, когда Хафиза вынесла из комнаты и положила перед ним коробку шоколадных конфет.

После завтрака бабушка начала готовить плов. А Хафиза заказала разговор с Ферганой, чтобы поскорее сообщить отцу о благополучном приезде матери. Она была уверена, что сейчас отец беспокоится не столько за нее, сколько за жену, зная ее характер. Поэтому, наверно, и не хотел ее, такую взбалмошную, отпускать поездом… Однажды мать вызвала по телефону пожарников, кричала и рвала на себе волосы, заверяя, что их дочка утонула в хаузе — большущем водоеме, что был у них посреди двора. Когда пожарники при помощи трех пригнанных машин выкачали брандспойтами почти всю воду, Хафиза вдруг появилась в воротах…

Отец тогда так рассердился, что пригласил людей и велел им закопать хауз.

Глава десятая ЕСТЬ ЛИ КОНЕЦ ЗАБОТАМ?

Хафиза и Раано должны были встретиться в восемь утра в институтском дворе. Но Хафиза немножко припоздала. Она потеряла более получаса, уговаривая мать не ходить с нею, не утруждать себя лишними волненьями, которых у нее и так хватает. Но та настояла на своем, и они приехали вместе. Раано извелась, дожидаясь подругу. Она расхаживала взад-вперед возле памятника профессору Слониму, одному из основателей института. Увидев подружку и Нафису-апа, она заторопилась им навстречу.

— С минуты на минуту вызовут на экзамен, а тебя все нет, — с упреком сказала она после того, как поздоровались.