Умид. Сын литейщика

— Мне надо идти, — сказал Умид и снова посмотрел на свои часы.

— Лучше выпей! — сказал Хатам, подавая ему рюмку.

Умид отстранил его руку:

— Не могу больше. Норма.

— Может, опять решил пойти на рандеву к своей… бабушке?.. — насмешливо спросил Сурат, делавший вид до сих пор, что не обращает на них внимания.

Умид медленно обернулся и пристально посмотрел на Сурата. Не спуская с него колючих глаз, взял из рук Хатама рюмку и залпом выпил. Резко поставил ее на стол.

— Ты что-то непочтительное сказал про мою бабушку? Про мою уважаемую бабушку, которой больше ста лет? Или мне показалось? — спросил он, процеживая слова сквозь зубы, и взялся за воротник Сурата, будто проверяя на ощупь, из какого он сшит материала. — Ты решил подшучивать над ней? Или мне так послышалось? Отвечай, пижон!

Хатам взял его под руку и оттащил в сторону, уговаривая:

— Умиджан, мы решили уходить, пошли. Нам пора домой…

Они отыскали жениха среди свадебной суеты и, пожелав ему всех благ, какие только имеются на свете, распрощались с ним. Глядя на них, и Сурат тоже решил уйти со свадьбы. До троллейбусной остановки ему было по пути с ребятами. Он догнал их в тот момент, когда Умид безуспешно старался объяснить Хатаму, что ему надо немножко задержаться, что должен кое с кем встретиться. А Хатам, считая, что Умид пьяный, не хотел оставлять его одного. Тогда Умид сделал стойку и прошел по земле на руках, чтобы доказать, что он нисколечко не пьян. Хатам засмеялся и махнул рукой: «Черт с тобой, делай что хочешь!» Умид пожал ему руку, кивнул Сурату и побежал в обратную сторону, туда, где над тускло поблескивающими от лунного сияния крышами на фоне сиреневого неба, усеянного звездами, чернела, косматясь, словно туча, огромная крона старой чинары.

Хатам и Сурат постояли немного, пока фигура Умида не исчезла в темноте, потом, обнявшись, пошли вдоль улицы, горланя песни.

В пору саратана прохлада ночи особенно приятна. Все живое, измученное, истомленное за длинный день жарой, теперь отдыхает и блаженствует. В водоемах на разные голоса начинают квакать лягушки, сидевшие полусонно весь день под листьями лопухов, растущих у кромки берега, или в норках, вымытых водой. А в садах и на клеверных делянках пиликают на все лады на своих скрипках кузнечики и сверчки.

Умид вышел на вымытую асфальтовую дорогу, блестевшую, как черная шелковая лента. Сюда уже не доносился свадебный гомон. По ту сторону дороги высокий берег арыка, за которым большой яблоневый сад. И только вдалеке, за садом, чернеют силуэты высоких домов с погашенными окнами. С этой стороны от дороги — дувалы, мазанные глиной, перемешанной с саманом, калитки, переулки, тупички махалли Оклон. Если идти вон туда, вправо, прямехонько придешь ко двору, где жил Пулатджан-ака, где, видимо, теперь живет Хафиза с бабушкой. Хафиза будет возвращаться по этой дороге. Умид подождет ее под чинарой, как обещал. Умид взбежал на высокий берег, образовавшийся от ила, выбрасываемого со дна арыка при его чистке, и стал в тени чинары. Толстая кора дерева была иссечена глубокими извилистыми бороздами, напоминавшими морщины старого человека. Умид притронулся к ним рукой и мысленно поздоровался с деревом, как с другом, с которым давным-давно не виделся. Он хотел поговорить с ним, рассказать, где теперь живет, почему так долго не приходил к нему. Но в этот момент в переулке, откуда сам только что вышел, послышались чьи-то торопливые шаги. Он не мог увидеть, кто там идет, но по их легкости догадался, что это девушка. Гулко застучало сердце. Умид бросил в арык сигарету, которую только что зажег. Она, зашипев, погасла, вода подхватила ее и унесла в свое темное ложе. Хафиза успела заметить красную дужку, прочерченную огоньком, и нисколечко не испугалась, когда Умид неожиданно вышел из тени.

— Вы понапрасну здесь стоите, Умид-ака, до свидания, — сказала она и, даже не остановившись, не поглядев на него, торопливо проследовала мимо.

— Хафизахон! Подождите! Я ведь вас ожидаю… — вырвалось у Умида само собой, и он пустился догонять ее.

— Позади идут наши соседи, — бросила Хафиза, быстро обернувшись.

— Погодите минутку, мне сказать вам надо…

— Они увидят, могут плохое подумать. Если хотите, приходите завтра в центральную библиотеку. Я буду там заниматься до двенадцати. До свидания, — сказала Хафиза и побежала, резво застучав по асфальту каблучками.

Умид остановился и долго глядел ей вслед. Задумавшись, он даже не заметил невысокого паренька, который, проходя мимо, подозрительно оглядел его и еще несколько раз обернулся. Потом прошли, шурша платьями, какие-то женщины. Вскоре в отдаленье смолкли их голоса.

Оставшись один, Умид вернулся к чинаре, приник к грубой коре щекой, гладя руками необхватный ствол…