Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Нет, не о’кей! Совсем не о’кей! – хотелось закричать мне, но я только судорожно кивнула.

И попросила:

– Только сделай меня гигантским тигром, ладно? Чтобы я была гораздо больше пумы.

Потому что сейчас у нас определённо тот случай, когда размер имеет значение.

– Обещаю, – кивнул Эдинброг.

Главный экзаменатор приподнялся в своём бассейне и с плеском упал обратно, знаменуя начало раунда… И тотчас же Артур принялся колдовать.

Он быстро крутил запястьями, перекатывался с пятки на пятку и раскачивался всем телом – как в видеоролике по цигуну, поставленном на быструю перемотку. Наконец Артур что-то прошептал, и его глаза вспыхнули нестерпимо алым цветом. Воздух вокруг нас сначала помутнел, а потом в нём начали проявляться потоки света, похожие на закрученные ленты гимнасток. Или скорее даже на светящиеся золотом цепочки ДНК…

Я не знала, куда смотреть: на яростного Артура или на наших соперников. В первый момент Каприз и его пума вообще не поняли, с какой это радости Эдинброг стоит к ним спиной, хотя бой уже начался. А теперь они наконец осознали, что происходит, и сорвались нам навстречу, явно намереваясь пресечь это безобразие на корню.

Вот только истинное безобразие неодолимо.

Эдинброг зубами схватился за край одной наколдованной цепочки и втянул её в рот, как длинную мармеладку. Потом одним махом собрал остальные «ДНК» в букет, смял их в кулаке, подшагнул ко мне и вдруг сделал две весьма неожиданные вещи одновременно.

Во-первых, он резко опустил руку с чарами мне на грудь, в район сердца (вообще я бы сказала «он ударил меня по груди», но это звучит абьюзивно даже в условиях боя).

А во‑вторых, Артур подтянул меня к себе, наклонился и… поцеловал.

Точнее, в первую секунду я подумала, что это поцелуй. И решила, что Эдинброг свихнулся. Или просто оказался яростным, воинствующим романтиком. Что, в принципе, то же самое.

И что я свихнулась с ним заодно – потому что внезапная, оголтелая радость, заполнившая меня при первом же касании его губ, явно сигнализировала о каких-то сбоях в системе… Например, о первых симптомах болезни, которой присвоили международный код F 63.9. (Якобы. На самом деле информация о том, что ВОЗ категоризировала влюблённость как расстройство, была всего лишь интернет-уткой, но… Иногда это так похоже на правду.)

Однако это оказался не поцелуй, а всего лишь способ передачи импульса для скоростной трансформации.

Губы Артура прижались к моим, его язык напористо толкнулся вперёд, и мне показалось, что в меня скользнул луч закатного солнца, кем-то оторванный от светила и теперь мечущийся в поисках дома. А сердце тем временем пробил ещё десяток таких лучей…

Они встретились где-то в районе гортани, и я вдруг хрипло, по-звериному застонала прямо в раскрытые губы Эдинброга. В огромных зрачках колдуна я увидела, как сменили цвет мои радужные оболочки. Теперь они стали жёлтыми. Тигриными.

Артур погладил меня по затылку:

– Хороший стон. Но сейчас лучше рычи, – шепнул он, отстраняясь, и не глядя наколдовал силовую волну, отшвырнувшую нимфина назад.

А пума и так замерла. Напряжённая.

Ибо со мной стали происходить дикие вещи… Меня будто уменьшило – сжало до маленькой точки, проблеска сознания, такого плотного, что я почувствовала себя белым карликом – звездой, готовой взорваться, – а потом… Ну да, собственно, так и случилось.

Потом я взорвалась. Как попкорн.

И собралась обратно – уже в новое тело. Не было никаких жутких ломок хрящей и сухожилий, хвала небесам. Просто вспышка света.

И вот я тигр. Ох!..

Все мои мысли тотчас спутались и потерялись.

* * *

Боже, как я хор-р-р-роша!

Идеальное тело: белое с чёрными полосами, густой подшёрсток, мускулистая спина и мягонький, нежный живот. Мои вибриссы подрагивают, я щерю зубы и плавно делаю первый шаг. Песок арены сдаётся под когтями, взвивается облачками пыли…

Все замерли. Все смотрят на меня. А я – на них.

Мир такой странный – тусклый и выпуклый! Зато звуки и запахи…

Я слышу стук чужих сердец. Я втягиваю ароматы любопытства, исходящие от трибун. А ещё остро-кислую вонь страха от двух силуэтов передо мной…

И… О да!!.. Всю эту мелочь заглушает терпкий, неожиданно важный запах молодого мужчины, стоящего неподалеку.

Решено: я иду к нему.