После первой недели пребывания Трумэна на посту президента Черчилль сделал оценку своего нового американского партнера: “Как я полагаю, - писал он Идену 20 апреля, - он не склонится перед Советами. Надеясь на продолжительную дружбу с русским народом, тем не менее я полагаю, что она может быть основана только на признании мощи англо-американцев”.
В эти последние дни войны Черчилль не терял возможности сказать слова благодарности недавно созданным французским частям, которые продвигались в Германию под руководством де Голля. Совершенно очевидно прослеживается желание найти в де Голле союзника в послевоенной Европе. Он пытался убедить Г.Трумэна, что армия, находящаяся под командованием Эйзенхауэра, не должна уходить из занятой ими зоны к тем границам, которые были обозначены в Ялте главами трех великих держав - оккупированные зоны должны остаться в руках Запада.
После известного жесткого приема Трумэном Молотова (“Со мной никогда в жизни так не говорили…”) Сталин прислал Черчиллю и Трумэну свое объяснение политики СССР в Восточной Европе. Он просил своих союзников учесть, что “Польша граничит с Советским Союзом, чего нельзя сказать о Великобритании и США. Польша для безопасности Советского Союза означает то же, что Бельгия и Греция для безопасности Великобритании”. Он не знает в какой мере “подлинно демократичны” греческое и бельгийское правительства, поскольку его никто не консультировал на эту тему, но он не может понять ”почему в дискуссии о Польше не сделано никакой попытки принять во внимание интересы Советского Союза в плане безопасности”. Почему не может быть принят за основу югославский прецедент, если люди Тито могут составить основу правительства в Югославии, то почему этого не может произойти в Польше?
“Медовый месяц” Черчилля и Трумэна подошел к концу во второй половине мая 1945 г. Либо Черчилль переиграл, полагая, что провинциал будет долго и послушно учиться, либо Трумэн пришел к заключению, что в “век Америки” постыдно спрашивать советы у примадонн прошлого. Уже 21 мая 1945 года Трумэн пишет, что Черчилль пытается манипулировать им. “У меня столько же сложностей с премьер-министром Черчиллем, как и со Сталиным. Оба они пытаются сделать меня своей игрушкой и заставить таскать для них каштаны из огня”. Трумэн был в состоянии чрезвычайного стресса, он пытался избавиться от него подолгу плавая в бассейне, прибегая к массажу и прогулкам. Но, хотя депрессия и схватила его за горло, он пришел к твердому выводу, что учеником Черчилля он не будет. В данном случае Черчилль (как и многие другие) недооценил характер своего американского союзника.
* * *
8 мая премьер-министр изменил своим правилам, отложил текст речи в сторону и, сняв очки, обратился к палате общин с простыми словами благодарности “за благородную поддержку”, показавшую силу парламентских установлений. Затем он поступил как когда-то его предшественник на этом посту Ллойд Джордж - предложил пройти в церковь Св. Маргариты, чтобы “смиренно возблагодарить Всевышнего за спасение от угрозы германского доминирования”. С балкона министерства здравоохранения он сказал ликующей толпе: “Это ваша победа”. И толпа не согласилась: “Нет - Ваша”. Черчилль восславил”этот старый остров, который первым поднял меч против тирании и никогда не падал духом на долгом пути к победе”.
9 мая 1945 года Черчилль продиктовал: “Наш величайший и самый смертельный враг рухнул на землю. В нашей долгой истории не было более великого дня. Каждый, мужчины и женщины, сделали все, что могли. Ни долгие годы, ни опасности, ни яростные атаки врага никоим образом не ослабили независимую решимость британской нации”. После ланча в постели премьер поехал в советское посольство, где произнес краткий тост и выпил за победу. В этот день его неоднократно останавливала толпа, он махал шляпой и сигарой, но все отметили какое-то отсутствующее выражение лица. Словно он был глубоко погружен в себя. Из Москвы Клементина, посещая целый день госпитали, сообщала: “Мы собрались здесь, пьем шампанское и посылаем тебе приветствия по случаю дня победы. Я буду вечером слушать тебя по радио, мой дорогой, и думать о тебе и о пяти славных годах твоего служения нации и миру”. Черчилль ужинал вдвоем с дочерью Мэри. Но толпа требовала его появления, и он вышел на балкон, поблагодарив лондонцев “за то, что они не сдались в долгие чудовищные дни и ночи, черные как ад”. А затем он работал до утра. Президенту Трумэну он написал о необходимости встречи трех глав правительств.