Читаем Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств полностью

Повествующий бард метафорически сопоставил иллюзию непостоянства своей дружбы с юношей с горными вершинами, «польщёнными» первыми лучами восходящего солнца.

(Muir, Kenneth. «Shakespeare's Sonnets». London, George Allen & Unwin. 1979, p. 59).

В этом сонете нет явного обращения «вы» или «ты» (в отличие от большинства сонетов и, в частности, сонетов 34, 35 и 36, в которых все три используют «ты») и нет упоминания о предполагаемой «чувственной вине», вследствие неких действий юноши. по отношению к поэту (как в сонетах 34 и 35) или в результате упомянутой «чувственной вины» юноши, которая впоследствии могла бы повлиять на репутацию юноши, адресата, как к примеру, в сонете 36, если ознакомиться с его содержанием.

Структура построения сонета 33.

Сонет 33 — типичный английский или шекспировский сонет, состоящий из трех четверостиший, за которыми следует заключительное двустишие. Схема рифмовки сонета, ABAB CDCD EFEF GG, типична для этой формы. Как и другие сонеты Шекспира, он написан пятистопным ямбом, разновидностью поэтического метра, основанного на пяти парах метрически слабых/сильных слоговых позиций. Обычным примером является:

# / # / # / # / # /

«Без разрешенья облака низменные, оседлав верхом» (33, 5).

Строки двустишия имеют конечный внеметрический слог или окончание женского рода. Строки вторая, третья, четвертая, восьмая и четырнадцатая начинаются с первоначального разворота.

/ # # / # / # / # / (#)

«Солнечность мира могла замараться, когда запятнано небес светило» (33, 14).

/ = ictus, метрически сильная слоговая позиция. # = nonictus. (#) = внеметрический слог.

Критический анализ сонета 33.

Четверостишия 1 и 2.

Эти два четверостишия, представляющие собой одно предложение, лучше всего анализировать вместе. В 8-й строке четверостиший 1 и 2 образные прилагательные «help construct not an elaborate but an elegant metaphor of the sun as a noble countenance, normally given to blessing by his blaze and kiss but often obscured by base elements», «помогают создать не сложную, но элегантную метафору солнца как благородного лика, обычно благословляемого его сиянием и поцелуем, но часто затемняемого базовыми элементами».

(Hammond, Gerrold. «The Reader and Shakespeare's Young Man Sonnets». Totowa, N.J. Barnes & Noble. 1981, pp. 42—43).

В первом четверостишии рассказчик сравнивает интересующего его молодого человека с красотой природы, в частности с солнцем и лугами. Солнце делает горы прекрасными, а луга и ручьи сверкают так, как это под силу только небесной магии. Во второй строке Кэтрин Данкан-Джонс (Katherine Duncan-Jones) указала на изменение традиций куртуазных любовных ролей, предлагаемых чаще всего. Придворные льстят государям, но этот государь: sun / son, солнце /сын, льстит (обманывает) нижестоящих.

(Duncan-Jones, Kathryn, ed. The Arden Shakespeare: «Shakespeare's Sonnets». Italy, Thomas Nelson Int'l. 1997, p. 176).

Второе четверостишие описывает отношения молодого человека с поэтом. Здесь мы видим, что у рассказчика может быть моральная или внутренняя борьба, потому что молодой человек не испытывает лояльности только к одному человеку. Повествующий разрывается между ненавистью к облакам и ненавистью к молодому человеку, который «допустит» ущерб, который они (облака) причиняют, и ранит чувства Повествующего. Вина переносится не на другого человека, а на силу природы, которая обвиняет молодого человека в проступках за неразборчивость в связях или нелояльность по отношению к Повествующему. Повествующий использует солнце как метафору, подчёркивающую его вину и проблему «друга».

(Dubrow, Heather. «Captive Victors: Shakespeare's Narrative Poems and Sonnets». Ithaca: Cornell UP, 1987. Print).

Такие фразы и слова, как «basest clouds», «облака низменные»; «ugly rack», «уродливая гримаса»; «stealing», «похищая» и «disgrace», «немилость» во втором четверостишии, показывают читателям, как поэт относится к распущенности молодого человека. Это также показывает, что произошёл серьёзный моральный провал.

Образы тщеславие в сонете имеет многочисленные параллели в пьесах Шекспира. Сидни Ли (Sidney Lee) сравнил с образами «лести» (строка 2) с аналогичным использованием в пьесе «Король Иоанн» 3.1.77—80 («King John» 3.1.77—80).

Критики Стивенс, Эдвард Кейпелл и Генри Браун (Steevens, Edward Capell, and Henry Brown) отмечали параллели в других пьесах. Эдмонд Малоун (Edmond Malone) перевёл слово «rack», «стеллаж» (строка 6), как «движение облаков»; «region», «округ» (строка 10), термин, обозначающий разделение атмосферы, повторяет и усиливает отсылку.

Критик Рольф (Rolfe) отметил, что «forlorn», «покинутый» (строка 7) было в елизаветинском произношении с ударением на первом слоге, когда оно следует за слогом без ударения.

Четверостишие 3.

Хотя сонет 33 считается частью группы шекспировских сонетов, адресованных молодому человеку, были утверждения, что третье четверостишие сонета 33, возможно, было адресовано единственному сыну Шекспира, Хемнету (Shakespeare's only son, Hamnet), который умер в 1596 году в возрасте 11 лет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии