Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств

Уильям Шекспир «Изнасилование Лукреции» 1710—1716.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 19.04.2023).

* bear —

терпеть, вытерпеть, переносить, вынашивать

(глаг. формы фрактальных глаголов)

принять или заключить сделку с кем-то; терпеть что-то; терпеть, чтобы сделать что-то;

уметь терпеливо принимать имея дело с чем-то неприятным.

(исп. преимущественно с can / could в отрицательных предложениях и вопросах).

Пример:

He can't bear being laughed at.

Он не может терпеть, чтобы над ним смеялись.

I can hardly bear to thinking about it.

Я вряд ли, могу вынести думая об этом.

Оксфордский Большой словарь в 12-ти томах изд. 1928 (Oxford English Dictionary, OED).

Но, возвратимся к семантическому анализу сонета 112, дающему объяснения некоторым деталям в хронологии творческой деятельности гения драматургии.

Сотрудничество барда и юноши по вполне понятной причине вызвало бурную реакцию и невероятно сильную зависть у представителей литературного бомонда Лондона, особенно после постановки одной или двух пьес на сцене при дворе королевы, и повлёкшую возникновение невероятных сплетен относительно отношений Шекспира с Генри Райотсли. Помощь в написании и постановке пьес со стороны юного Райотсли была бескорыстна, во что мало кто верил, на основании чего возникли не только сплетни за спиной барда, но и интриги со скользкими и непристойными намёками с единственной целью чего бы это не стоило, разрушить их творческий альянс.

Оборот речи в сонете 112 «vulgar scandal», «вульгарный скандал» охарактеризовался критиками, как упоминание об столкновениях Уильяма Шекспира с Фулком Гревиллом, где общественное мнение, страдающее «двойной» моралью, потребовало от Шекспира соблюдения этикета общения необходимого для аристократа, коим являлся поэт, находясь в обществе литературных кругов, частично состоящих из людей более низших сословий. Где поэт, по-видимому, эмоционально сорвался и повёл не в соответствии с установленными правилами для придворных аристократов, находясь в месте сосредоточения бастардов, те самым принизив себя в глазах окружения.

В литературных кругах Лондона, также был на слуху «вульгарный скандал» Шекспира с Беном Джонсоном из-за странной схожести фрагментов некоторых пьес, в чём была очевидная вина эксперта-консультанта обоих авторов, который потешаясь вполне мог осознанно «перепутать», внеся такими необдуманными действиями сумятицу и сплетни.

В строках 3-4, повествующим даётся развёрнутое пояснение, из которого становится понятно, что в ходе «вульгарного скандала», третья сторона в манипулировании передёргивала некой информацией. Хочу отметить, что поэт обращался к юноше, адресату сонета уважительно на «вы», что даёт подсказку читателю об отсутствии в содержании сонета какой-либо иронии, все происходящее воспринималось поэтом, как серьёзный инцидент.

«For what care I who calls me well or ill,

So you o'er-green my bad, my good allow?» (112, 3-4).

«За такую заботу Я тот, каким меня называют: добром иль злом,

Итак, вы слишком зелёный мне тяжкий, добрый позволитель мой?» (112, 3-4).

В строках 3-4 присутствует риторический вопрос, обращённый к адресату сонета, строки читаются вместе, так как входят в одно предложение: «За такую заботу Я тот, каким меня называют: добром иль злом, итак, вы слишком зелёный мне тяжкий, добрый позволитель мой?» Но в содержании строки 4 по ходу, риторического вопроса повествующий делает предположение, что инициация «вульгарного скандала» произошла не без участия юноши, который «зелёный мне тяжкий, добрый позволитель».

Где оборот речи «мне тяжкий», можно воспринять, как «для меня тяжкий», то есть «тяжёлый», принёсший тяжесть «вульгарного скандала» своей неопытностью, как счёл сам бард, так как юноша показал свою неопытность, распространяя конфиденциальные сведения, касательно персональных творческих взаимоотношений или содержания пьес, поэтому «o'er-green», «слишком зелёный».

Хочу подчеркнуть, что входящие во второе четверостишие строки 5-8 представляют собой односложное приложение, поэтому их следует читать вместе. Но при внимательном прочтении, можно увидеть, что это правила или принципы, предлагаемые бардом для дальнейшего творческого сотрудничества в противостоянии сплетням и интригам «третьей» стороны.

«You are my all the world, and I must strive

To know my shames and praises from your tongue;

None else to me, nor I to none alive,

That my steel'd sense or changes right or wrong» (112, 5-8).

«Вы — есть весь мой мир, и Я должен устремиться (потом)

Узнавать свои поношения и похвалы из ваших уст (порой);

Никому кроме меня или Я, ни от одного — из живых,

Что моё закалённое чутьё либо изменения: верно иль неверно» (112, 5-8).