Похолодало, скоро пойдет снег.
Когда Кэтрин подошла к собору, небо уже темнело, и путь ей освещали бесчисленные белые фонарики, которыми были украшены деревья. Ей удалось купить все необходимое к Рождеству и побаловать себя еще несколькими подарками. Рождественская ярмарка – скопление небольших деревянных ларьков вокруг собора – влекла к себе как магнит, и Кэтрин купила венок из остролиста с яркими ягодами для украшения двери, замечательную мягкую шаль для тетки и большой пакет сливочных ирисок, который тут же открыла. Она стояла и наблюдала за людьми, катавшимися на коньках.
А потом пришло время идти в собор.
Войдя в огромные алые двери, она вздохнула с облегчением. Внутри расхаживали туристы, но их здесь было совсем немного по сравнению с магазинами. Кэтрин всегда удивлялась, увидев других людей у могилы Джейн Остин. Она хотела бы заполучить ее в свое единоличное распоряжение, однако могила представляла собой популярную достопримечательность. Туристы наступали ногами на священное место, и вспышки фотоаппаратов освещали строки, вырезанные в камне. Кэтрин обычно терпеливо ждала своей очереди, зажигала свечу за упокой души умершей, но не потому, что сама была религиозна, а потому, что Джейн верила в Бога. Она ждала, пока не рассеется толпа, затем подходила к вделанной в пол плите и читала высеченные на ней слова.
Каждый год повторялось одно и то же. Кэтрин ощущала внезапный наплыв эмоций и начинала часто моргать, чтобы слезы не застилали глаза. А потом вздыхала. Как можно испытывать такие сильные чувства по отношению к человеку, умершему двести лет назад? К совершенно незнакомому человеку.
«Но я знаю ее», – говорила себе Кэтрин.
И каждый раз ее расстраивало одно и то же обстоятельство. Рядом с Джейн была похоронена некая Фрэнсис Дороти Литтлхейлс, скончавшаяся в возрасте семидесяти одного года. Ей было отпущено на тридцать лет больше, чем Джейн, и это казалось Кэтрин несправедливым. Она часто думала о том, что создала бы Джейн Остин, проживи она еще тридцать лет. Какие замечательные книги написала бы…