Обменявшись рукопожатием с Юлианом, он задумчиво посмотрел на свою руку. Уже на протяжении нескольких десятилетий этот жест почему-то удивлял его.
Долгим взглядом Юлиан проводил исчезающую в водах семью демонических змеев, пока наконец последний из них не скрылся в озере и водное зеркало не разровнялось. Затем, вздохнув, он повел коня вверх по каменному берегу к тропе, а там уже взобрался на Тарантона и направился домой.
Спустя два дня
Темнело. Стоял вечерний штиль, и воздух наполняли песни цикад. Юлиан устроился на скамье в глубине сада, под сенью лорнейских сосен. Подложив под шею и спину узорчатые подушки, граф смотрел куда-то вдаль затуманенным взором, ничего не видя перед собой. Полутьма уже укутала Ноэль темной вуалью, и слуги вернулись в свои комнаты в пристройке возле хозяйского особняка. Эта часть потаенного сада была скрыта от любопытных глаз… Заходили сюда разве что садовники, чтобы навести порядок, да слуги с важными новостями.
И вот сейчас, когда раздались легкие, но осторожные шаги, граф приподнял голову и придержал падающую подушку.
Из-за угла каменной арки, оплетенной пышным плющом, показался Вицеллий гор’Ахаг. Привычно ощупав все вокруг подозрительным взглядом, лишь после этого он присел на деревянную скамью рядом с графом. На веномансере была надета его любимая красная пелерина, а под ней – темно-серое платье с золотыми пуговицами. На боку висела привычная твердая сума, из которой его изъеденные кислотами пальцы извлекли приготовленный пузырек.
– Доброго вечера, учитель, – с улыбкой произнес Юлиан, вслушиваясь в далекие крики ночных птиц.
Вицеллий остался безмолвен. Приняв из его сухощавых пальцев склянку, граф вынул пробку и принюхался, сначала привычно попробовал часть крови, а затем выпил и все остальное.
– Зиалмон… – прошептал он.
Вицеллий кивнул. Его болезненно худое лицо выражало некоторое беспокойство. Глаза были, что репейник, колючие, неприятные, и он впился ими в своего ученика.
– Я переговорил с твоей матерью по поводу нашей недавней беседы.
– Ну и зачем? – граф недовольно взглянул на него. – Я же просил ничего не говорить ей.
– Просил, но я был обязан. Ты рискуешь понапрасну!
– Ну и что она сказала? Хотя я уже подозреваю… – последовал тяжкий вздох.
– Запретила совершать задуманное тобой. Это неразумно и глупо! И я с ней, между прочим, согласен!
– Почему неразумно? Учитель, вы сами поначалу сказали, что это здравая идея…
– Мало ли что я наговорил тебе, не подумав! Если с тобой что-нибудь случится, пострадаю я.
– Вас это никак не касается. Идея моя.
– Но область-то моя, Юлиан! Ты не простолюдин, чтобы рисковать своим здоровьем ради других.
– Страдают и наши кошельки!
– Кошелек легко набить снова, если поднапрячь чернь, – для того она и живет.
Вицеллий закинул ногу на ногу и посмотрел сердитым взглядом на графа Лилле Адана, который своей безумной затеей грозил испортить ему всю обеспеченную и сытную старость.
– Сегодня гонец принес из Луциоса печальную весть. Спящий… то есть левиафан, пожрал два выходящих из бухты судна, почти у самого маяка Голубого Когтя. Оттуда за крушением наблюдал смотритель.
– Ну что ж, – Вицеллий как ни в чем не бывало развел руками, – все умирают… Кто-то раньше, кто-то позже… Людей вокруг все равно предостаточно.
– Если позволять каждому демонью брать столько, сколько ему хочется, жрать всех, на кого глаз упадет, то порядка не будет. И людей не останется. Некому будет набивать наши кошельки!
– Это те корабли, что задержались из-за погрузки? – проигнорировал Вицеллий.
– Да. Некоторые не смогли покинуть Нериумскую бухту сразу после указа.
– Глупцов сгубила жадность. Лишнее подтверждение моих слов, заметь. – По губам Вицеллия, подобно змее, проползла ядовитая улыбка, и он погладил шершавыми пальцами любимое паучье кольцо.
Из-за кустов олеандра показалась крепкая девушка с охапкой подушек в руках. Карими глазками она раболепно уставилась на Вицеллия и, без того сгорбленная, согнулась в поклоне.
– Тео Вицеллий, вам подать подушечки под голову? – тихонечко произнесла Кая, его айорка.
– Если бы мне были нужны подушки, я бы позвал тебя. Уйди с глаз моих прочь!
Когда девушка виновато кивнула и развернулась, чтобы уйти, старый веномансер закатил глаза и поморщился.
– О, слабоумное создание… За тридцать лет ее пустая голова так и не запомнила никаких правил. Как ты можешь испытывать даже остатки жалости к таким, Юлиан? – донеслись до ушей Каи его слова.
Почти сразу же тихий шелест арзамасовой юбки по выложенной камнями дорожке оповестил всех о том, что скоро к ним присоединится сама Мариэльд де Лилле Адан. Юлиан шумно выдохнул, ожидая спора.
Вскоре показалась графиня. На ее плечах лежали две серебристые толстые косы, а глаза, напоминающие море в славную погоду, тепло глядели на сына.
– Доброго вечера, матушка! – Юлиан подскочил со скамьи и, наклонившись, обнял хрупкую пожилую женщину.
– Доброго… доброго…
Женщина направилась к середине скамьи, и мужчинам пришлось подвинуться в стороны, чтобы она присела туда, где ей вздумалось.