Удар 'Молнии'

Она снова спряталась за спину - неподалеку разорвался тяжелый снаряд. Из стыков плит колодца осыпался растрескавшийся раствор...

- Почему ты сказала мне "русская свинья"? - спросил Глеб. - Ты что, ненавидишь русских?

Пауза была долгой - на земле громыхнуло еще раз, теперь подальше...

- Ненавижу, - напряженно выговорила она.

- Почему?.. Ты же чемпион СССР, объездила всю страну, подолгу жила среди русских... Неужели и тогда ненавидела?

- Ненавидела, презирала... Только терпела, сказать стеснялась.

- Перестала стесняться, когда взяла в руки винтовку?

- Я стала сильной и независимой. Литва стала сильной и независимой.

- Не понимаю твоей ненависти, - Глеб взвесил шлем в руке - воды натекло еще мало. - Для нее теперь нет причины. Все сильные и независимые.

- Есть... - Голос Мариты вновь стал сипнуть. - Литва все равно маленькая нация. Россия называется - великая. Литовцев все равно мало, русских - много.

- Но величие нации не определяется количеством населения. И размерами территорий тоже. Есть историческая предопределенность. Старый мир был справедливее и честнее. Каждый народ сам себе отмерил жизненное пространство, по уровню национального духа, сколько мог освоить, столько и брал. За что же ненавидеть русских?

- Вас ненавидит весь цивилизованный мир, потому что боится.

- Значит, твоя Литва примкнула к этому миру, чтобы вместе ненавидеть?.. Глеб взял ее за волосы, повернул к себе лицом. - Кто тебе мозги запудрил, дура ты. Значит, не за деньги стреляешь? За идею пилочкой для ногтей зарубки ставишь?

- Отпусти, мне больно, - попросила Марита. Глеб отпустил волосы, жадными глотками выпил всю воду, что набежала, и снова сунул каску под трубу.

- Мир боится, мы страшные. Оккупанты, захватчики, убийцы...

- Ты не страшный, - перебила она. - Не убил меня, когда я стреляла. Но все равно сдашь меня в комендатуру, когда выйдем. Сдашь? Или казакам отдашь?

Он промолчал. В полной тишине струйка воды, падающая в пустой шлем, по звуку напоминала дождевую, бегущую с крыши. Глеб представил себе теплый летний ливень, исходящий паром горячий асфальт, яркую зелень, смазанные лица и фигуры бегущих от дождя людей.

Волна тепла окатила спину, потекла по ногам и расслабила сводимые судорогой ступни. Но голос Мариты вернул его в подземелье.

- Хорошо бы никогда не выйти отсюда. Пусть нас никто не найдет.

- Ты фанатичка.

Она обняла его под мышками, прижалась к здоровому плечу. Ему показалось, что рука Мариты ищет карман на камуфляже, где лежал пистолет. Но она искала тепла: ледяные ладони оказались на груди под тельняшкой. Ее тело бил крупный озноб, скорее всего нервный, потому что в колодце пока еще было тепло от нагретых солнцем бетонных плит перекрытия.

- Мне холодно... Чистая вода - холодная. Неожиданно Глеб ощутил, что руки Мариты не ледяные, напротив, огненные, горячее дыхание обжигало щеку.

- От ненависти до любви один шаг? - спросил он.

- До смерти - шаг, - прошептала Марита. - Сегодня чуть не умерла... Биатлонный патрон сильный, начальная скорость пули высокая. "Бапс" - классный карабин, только для охоты не годится - шьет. А от ненависти до любви далеко... Почему я сделала промах?

- У тебя жар, - он прикоснулся губами ко лбу Мариты и отдернулся. - Ты бредишь, замолчи. Замолчи!

- А у тебя губы сухие. Я напою тебя! Нельзя жить с сухими губами!

Она снова задышала тяжело, закашлялась - нужен был чистый воздух, кислород: очевидно, от стекловатной пыли у Мариты начинался отек легких либо астматический приступ. Глеб встал и попытался лицом, ладонями рук найти струйку воздуха, бегущую снаружи между плит кровли. Сотрясения от взрывов вышелушили бетонный раствор...

- Где ты? Не оставляй меня! Не уходи! - испугалась Марита.

Глеб нашел сквознячок, мало того, обнаружил щель между блоками, из которых был сложен колодец. Казалось, должен бы падать свет, сочиться вместе с воздухом... Но на земле была ночь, темная, южная ночь без единого огонька в разбитом городе... Он поднял Мариту, поставил на ноги, приблизил ее лицо к едва ощутимому сквознячку.

- Что? Что? - спрашивала она. - Зачем? Что ты делаешь?

- Дыши! Глубокие вдохи! Дыши!

Она потянула воздух и тут же закашлялась, начала оседать к полу, складываться в комок. Глеб распрямил ее, почти вжал лицо в бетон.

- Дыши!.. И терпи! Убивать научилась, учись выживать! Дыши носом! Глубоко, ну?!

- Розами пахнет, - вдруг проговорила она, сдерживая кашель в хрипящем горле. - Розы цветут...

- Молчи! - оборвал Глеб. - Дыши и молчи. Он прислонил Мариту к стене, а сам нашарил каску под трубой и стал изо рта опрыскивать теплокамеру, чтобы осадить пыль, остатками воды умыл лицо Мариты. Кажется, она пришла в себя, хотя дышала с хрипом и стоном.

- Откашливайся и сплевывай! - приказал он. - Не стесняйся. У тебя аллергическая реакция на стекловату, на пыль. Делать нечего в теплосетях! А ты ползаешь...