Удар 'Молнии'

Закончив обработку раны, Марита смыла кровь со спины, груди и живота, почему-то теперь не стесняясь, будто этот выстрел в упор был последним ее выстрелом, разбившим некую мораль, условности и барьеры, разделявшие двух человек - мужчину и женщину, охотника и добычу, стрелка и жертву. Оставаясь полуголой, она стала бинтовать рану в быстро тускнеющем свете фонаря, а закончила уже в темноте. Помогла ему одеться и лишь после этого оделась сама.

- Где ты этому научилась? - спросил Глеб.

- Чему? Перевязывать?

- Нет...

Она догадалась, и в голосе ее послышалось тепло от воспоминаний.

- Так делал мой дедушка. Он жил на хуторе, я приезжала к нему маленькая. Однажды чужие собаки порвали наших овец. И дедушка их лечил.

Марита замолчала, как бы спохватившись о неуместной откровенности. Глеб больше ни о чем не спрашивал, и они сидели в полной тишине минут десять. Над головой отдаленно прошумел грузовик. Глеб оторвал полоску рубероида, поджег его и проверил, куда тянет дым: из теплокамеры, где была спрятана последняя винтовка Мариты, было два хода. Дым тянуло в оба.

- Куда пойдем? - спросил он.

- Эти трубы идут в школу, - указала Марита. - Там был выход в бойлерную. Я давно туда не ходила...

Она воевала вахтовым методом: пробиралась в город на пять дней, делала за это время несколько зарубок на прикладе и на неделю снова уходила на "румынскую" территорию - получать деньги и отдыхать от своего тяжкого труда. Часть продуктов она приносила с собой, часть добывала в городе у своих врагов, на ополченских полевых кухнях, где кормили всех подряд. Тут же, в теплотрассе, у нее были спрятаны выходное платье, туфли, колготки и серый неприметный плащ.

Марита на правах пленницы и проводника поползла вперед. Теперь кроме "винтореза", который все время мешал передвигаться в тесном пространстве, давала знать о себе и рана. Левая рука быстро уставала, набухала кровью повязка на плече. Кроме всего, раздражали компенсаторы - П-образные изгибы трассы, предназначенные гасить гидродинамические удары в трубах. Приходилось извиваться змеей, преодолевая лишние метры и тесные повороты. Головеров давно бросил бронежилет, хотя пожалел о нем ночью, когда от холода била дрожь, однако оставил шлем и теперь не стукался головой о бетонную кровлю, и можно было, опустив стеклянное забрало, отдыхать лицом вниз, чтобы расслабить всегда напряженные мышцы шеи. Сейчас же поврежденная пулей мышца быстро уставала, и Глеб полз, практически не поднимая головы.

Миновав четыре компенсатора - расстояние более ста метров, они оказались в просторном и совершенно сухом колодце с двумя люками. Глеб потолкал крышки стволом "винтореза" - привалено было на совесть.

- Осталось немного, - успокаивая дыхание, проговорила Марита. - Тем более с горки...

Головеров почиркал зажигалкой, используя один кремень, - экономил газ, сильно выжженный за вчерашний день. В коротких вспышках искр осмотрел стены и кровлю колодца - сделано прочно, по технологии, даже стыки плит промазаны раствором.

- Рана кровоточит, - заметила она.

- Стрелять не надо было, идиотка! - со злости ответил Глеб, хотя злость была не на нее, а на добросовестных строителей.

- Теперь поздно, - заключила Марита, забираясь в узкий лаз трассы.

Трубы и впрямь потянули с горки, повторяя внешний рельеф земли. Ползти было легче и быстрее, особенно там, где трубы изолировались стекловатой и рубероидом. От сетчатого же кожуха, обмазанного раствором, в кровь издирались локти и бедра.

После первого же компенсатора Глеб почувствовал запах сырости. Марита проползла вперед метров на десять и обреченно выдохнула:

- Вода... Затоплено...

Она могла разворачиваться в теплотрассе шириной до семидесяти сантиметров - складывалась пополам, поджимала ноги и медленно, со стоном совершала вращательное движение, хотя на первый взгляд пространство не позволяло этого сделать. Глеб, имеющий объем и вес в два раза больший, мог ползти только вперед или ногами назад.

Марита развернулась, подобралась к Головерову, ткнулась головой в шлем:

- Хода нет, вода...

Он уже ползал ногами вперед не один раз, вся нагрузка при этом ложилась на руки, приходилось буквально выдавливать себя из теплотрассы, как пасту из тюбика. Сейчас натруженная и поврежденная мышца не выдерживала напряжения, тем более ползти нужно было в гору. Марита подталкивала его сначала руками в шлем, затем развернулась еще раз и стала помогать ногами. Они оба скоро начали задыхаться в тесноте, застоявшийся воздух, насыщенный углекислым газом, почти не проветривал легких. Глеб отлеживался, затем делал рывок, но одолеть больше метра за один раз не мог - от недостатка кислорода раскалывалась голова. Вдруг он перестал ощущать толчки Мариты. Показалось, что она исчезла из теплотрассы - не слышалось привычного тяжелого дыхания и стона.